Чтобы попасть в ее апартаменты, им не пришлось ни ехать на автомобиле, ни идти пешком, потому что жила она в отеле, где он обедал: три верхних этажа занимали квартиры.
Переступив порог, он словно перенесся в другое столетие и на другой континент — в Европу времен Людовика Четырнадцатого. Огромные комнаты, высоченные потолки, царство барокко: золоченая лепнина, музейные шкафы, стулья, столы, массивные зеркала, комоды.
Младший понял, что убивать Рене в эту самую ночь, мягко говоря, непрактично. Сначала надо на ней жениться, какое-то время наслаждаться ее компанией, а потом устроить несчастный случай или самоубийство и утешиться если не всем, то немалой долей ее состояния.
Он убьет не для того, чтобы пощекотать себе нервы, теперь, при здравом размышлении, Младший понимал, что уже перерос эти ребячества, пусть и приобрел бы в процессе какой-никакой новый жизненный опыт. Для убийства у него будет веская причина.
За последние годы он убедился, что паршивые несколько миллионов могут купить куда больше свободы, чем он рассчитывал, сталкивая Наоми с пожарной вышки. Настоящее богатство, пятьдесят или сто миллионов, могло не только расширить горизонты свободы, не только придать новый импульс самосовершенствованию, но и принести власть.
Перспектива обретения власти интриговала Младшего.
Он нисколько не сомневался в том, что сможет убедить Рене выйти за него замуж, несмотря на все ее богатства и утонченность. Он подчинял женщин своим желаниям с той же легкостью, с какой Склент переносил на холст свое видение мира, а Рот Грискин отливал из бронзы шедевры.
И действительно, еще до того, как Рене опробовала машину любви Каина Младшего, до того, как испытала на себе, что в сравнении с ним остальные мужчины вовсе и не мужчины, она так разгорячилась, что Младшему хотелось вылить на нее бутылку шампанского, чтобы спонтанное самовозгорание не уничтожило костюмчик от Шанель.
В гостиной, у огромного центрального окна, из которого открывался великолепный вид на город, стоял большой золоченый диван, обитый дорогой декоративной тканью. Вот на этот диван и увлекла Младшего Рене, чтобы именно здесь он одержал над ней решительную победу.
Она с жадностью впилась в его губы, ее гибкое тело излучало вулканический жар, и, когда рука Младшего скользнула ей под юбку, думал он исключительно о сексе, богатстве и власти. Пока не обнаружил, что имеет дело не с наследницей, а с наследником, чьи половые органы смотрелись бы куда уместнее в боксерских трусах, чем в шелковом женском белье.
В диком ужасе он отпрянул от Рене. Потрясенный, оскорбленный, униженный, вскочил с дивана, отплевываясь, вытирая рот, матерясь.
К его полному изумлению, Рене потянулась к нему, томно и соблазнительно, пытаясь успокоить, вновь привлечь в объятия.
Младшему хотелось ее убить. Убить его. Кем бы ни была эта тварь. Но он чувствовал, что Рене лучше его владеет приемами рукопашного боя, и не мог заранее просчитать, чем закончится схватка.
Когда Рене поняла, что ее отвергли окончательно и бесповоротно, она, он, оно… превратилась из воспитанной южной леди в злобную, брызжущую ядом рептилию. Глаза яростно заблестели, губы разошлись в зверином оскале, а поток ругательств, который обрушился на Младшего, расширил его лексикон лучше всех самоучителей.
— Слушай сюда, красавчик, ты знал, кто я, с того самого момента, как предложил мне выпить. Ты знал, ты меня хотел, а когда мы подошли к главному, струсил. Струсил, красавчик, а желание-то у тебя осталось.
Пятясь, стараясь поскорее добраться до прихожей и входной двери, боясь, что она, как коршун на мышь, набросится на него, если он споткнется о стул и упадет, Младший отрицал ее обвинения.
— Ты чокнутая. Откуда я мог это знать? Посмотри на себя. Как я мог это узнать?
— У меня характерный мужской кадык, не так ли? — выкрикнула Рене.
Да, кадык у нее был, но не такой уж большой в сравнении, к примеру, с Гугли, да и кто, глядя на женщину, обращает внимание на кадык.
— А как насчет моих рук, красавчик, как насчет моих рук? — прорычала она.
Более женственных рук видеть ему не доводилось. Тонкие, изящные, красивые, куда лучше, чем у Наоми. Он просто не понимал, о чем она говорит.
Рискнув жизнью, он повернулся к ней спиной и побежал. А она, чего он совсем не ожидал, позволила ему беспрепятственно покинуть квартиру.
Дома он полоскал рот, пока не извел половину флакона мятного зубного эликсира. Потом принял самый долгий душ в своей жизни и извел вторую половину флакона.
Выбросил галстук, потому что в лифте, спускаясь из пент-хауза Рене, и по пути домой вытирал об него язык. А подумав, выбросил все, в чем был в этот день, включая туфли.
Поклялся себе, что напрочь забудет об этом инциденте. В бестселлере Цезаря Зедда «Как не позволить прошлому взять верх» автор предложил несколько способов, как полностью вытравить из памяти воспоминания о событиях, которые могут вызвать психологическую травму, боль или всего лишь раздражение. Младший улегся в кровать с этой книгой и коньячным бокалом, наполненным чуть ли не до краев.
Встреча с Рене Виви стала для него важным уроком. Он понял, что многое в этой жизни нельзя принимать за чистую монету. И то, что видишь, на поверку оказывается совсем иным. Младший, однако, с радостью обошелся бы без этого урока. Он стоил ему самых унизительных воспоминаний, которые могли еще долго преследовать его.
Но совместные усилия Цезаря Зедда и «Реми Мартина» привели к тому, что Младший таки погрузился в глубины сна, успокаивая себя мыслью о том, что день 29 декабря будет лучше, чем 28 декабря.
И ошибся.
* * *
В последнюю пятницу каждого месяца, в солнце и в дождь, Младший совершал обход шести галерей, своих любимых, заходил в каждую, беседовал с галерейщиками, в час дня прерываясь на ленч в отеле «Святой Франциск». Для него обход этот превратился в традицию, и всякий раз к концу дня он приходил в превосходнейшее настроение.
В пятницу 29 декабря погода выдалась как на заказ. Прохладный — не холодный воздух, редкие облачка, разбросанные по синему небу. И улицы не напоминали растревоженный улей, как частенько случалось. Жители Сан-Франциско, вообще по натуре приветливые, все еще пребывали в праздничном настроении, а потому улыбались по поводу и без оного.
После отменного ленча Младший побывал в четвертой по списку галерее и неспешным шагом направлялся к пятой. Поначалу он и не понял, откуда взялись четвертаки. Прежде чем он успел сообразить, что к чему, первые три монеты одна за другой ударили в щеку. Отпрянув, он посмотрел вниз и увидел, как они прыгают по тротуару.
