«В мире столько всего красивого, но оттого, что красота стала привычной для нас, мы не замечаем ее».
Во всем есть своя прелесть: и в созданных природой пейзажах, и в построенных руками человека зданиях… и в небе, и в бороздящих его ховеркарах… и под водой, и на земле, и на другой планете — освоенной или нет…
Сетон стоял у большого овального окна, погрузившийся в такие нехарактерные для него молодого философские мысли.
«Наверное, старею», — иронически подумал он, когда Эжен окликнул его:
— Начальник базы на проводе. Я включу громкую связь?
— Да, давай.
Только сейчас Арнольд обратил внимание на изображение бородатого мужчины лет сорока пяти, что внимательно и даже отчасти изучающе глядел на него с экрана монитора, висевшего на стене.
— Мистер Арнольд Сетон, здравствуйте, — прозвучал в помещении глубокий голос уверенного в себе человека. — Вас приветствует Генрих Штерн, начальник колонии на третьей планете от Одина. Пока наше небесное тело, к сожалению, не носит имени, но вы можете называть его Номер Три.
— Зачем же? — Психолог улыбнулся. — Такая планета больше похожа… ну, не знаю… на Питера. Или, скажем, Фридриха.
На лице Штерна было написано недоумение. Тогда Арнольд, чтобы не длить непонимание, все ему рассказал.
Внешне третья планета походила на Мальчика. На ней тоже царил холод, и она почти целиком была покрыта льдом и снегом. Только слой льда в несколько раз превосходил области замерзшей жидкости на Мальчике, а снежные сугробы порой поднимались выше человеческого роста. Зато погода, в отличие от впавшей в депрессию второй планеты, на ее соседе царила хорошая. В чистом, без единой тучки, небе горел далекий Один, и его слабые, но все же способные осветить поверхность планеты лучи заставляли снег искриться, а ледяные горы — переливаться всеми цветами радуги. Арнольд и сопровождавшие его представители правительства двух разумных планет вышли из здания космопорта и остановились, глядя на ведущую к научной базе дорогу, по обеим сторонам которой возвышались снежные стены. На обочине высокопоставленных гостей дожидался автомобиль-снегоход. Но садиться в него планетарный психолог не спешил.
— Подождите меня там, не мерзните, — сказал он своим спутникам, кивая на дверцу снегохода. — Я сейчас.
Медлить с установлением контакта было нельзя: на Девочке в любой момент может случиться разрушительное землетрясение, а на Мальчике жители должны скоро израсходовать на обогрев всю накопленную энергию. Надо действовать, но только как? Сетон впервые ступил на поверхность этой холодной планеты, он не знал ее характера, привычек. Да и вообще долгое время считал ее неживой!
— Здравствуй… Фридрих, — осторожно заговорил он, глядя на синеватый снег. — Как тебе это имя, нравится? По-моему, оно очень тебе подходит.
Планета оставалась спокойной. Слышала ли она Арнольда, понимала ли его слова? Об этом психолог мог только догадываться. Но, по крайней мере, Фридрих не выказывал никакого недовольства, и Сетон, набрав в грудь побольше ледяного воздуха, продолжил:
— Я тебя очень хорошо понимаю. Твои соседи общаются между собой, им хорошо вместе, а ты оказался в одиночестве… Но ведь ты сам никогда не показывал, что тоже живой! Мы, люди, этого не знали, и другие планеты не знали тоже.
Застывший воздух вокруг Арнольда пришел в движение. Ветер был совсем слабым, но постепенно усиливался. Ответ ли это Фридриха на слова психолога или простое совпадение?
— Ты думаешь, что если разобьешь эту пару, то сам избавишься от одиночества? — спросил Сетон чуть более жестким тоном. — Напрасно, Фридрих. Они уже давно привязаны друг к другу, и даже если первая планета, Девочка, увлеклась тобой, это еще ничего не значит. Сейчас она кокетничает с тобой, а потом поймет, что обидела Мальчика, расстроится, будет чувствовать себя виноватой и либо помирится с ним, либо решит, что еще больше виноват в случившемся ты и обидится на тебя. И тогда вы все трое останетесь в гордом одиночестве. Тебе это надо?
Резкий порыв ветра поднял над сугробом маленький снежный вихрь. Арнольд подошел поближе, протянул руку в толстой перчатке и коснулся серебрящегося на солнце снега.
— Что тебе мешало просто подружиться с ними, сразу же, когда мы только прилетели в вашу систему? — спросил он укоризненно. Ветер на мгновение стих, а потом снова закрутил перед ним легкие снежинки. Планета пыталась что-то объяснить человеку, но что именно?
— Ты не хотел с ними общаться? Или не мог? — попытался угадать Сетон. Поднятый ветром снег опять упал на дорогу и затих. Психолог покосился на снегоход — люди, сидевшие внутри, следили за ним из окон. Неожиданно Арнольд заметил, что дрожит: холод еще больше усилился.
— Может быть, ты спал? — предположил мужчина наугад.
И снежинки вновь завертелись перед ним в фантастическом танце. Фридрих радовался, что его поняли!
— Ты молчал, потому что спал, а когда проснулся, обнаружил нашу базу, людей, которым не было до тебя дела? — спросил Арнольд. — А может, это мы тебя разбудили? Тогда прости, что потревожили твой сон! Твоим соседям тоже сначала не нравилось, что на них поселились люди. Но мы не сделаем никому из вас ничего плохого, поверь! Наоборот, с нами жизнь других планет уже стала интереснее.
Снег вдруг перестал блестеть, и, подняв голову, Сетон увидел, как маленький диск Одина скрылся за набежавшими облаками. Фридрих то ли загрустил, то ли просто сосредоточенно задумался над услышанным. Арнольд же почувствовал, что находится на верном пути.
— Точно тебе говорю — с нами ты не будешь скучать! Мы прилетели издалека, мы видели много других планет и можем тебе столько всего рассказать… А потом к тебе будут прилетать новые экспедиции, которые тоже много всего знают. А ты им дашь возможность работать, узнавать новое о тебе. Хочешь, чтобы так было?
Планета молчала. Молчала и в переносном, и в самом прямом смысле: вокруг стояла полная тишина, ветра опять не было, и лишь облака над головой психолога постепенно сгущались, затягивая небо плотной пеленой. Арнольд немного растерялся — Мальчик и Девочка редко вели себя так тихо, а уж в те моменты, когда они были чем-то расстроены, на них бушевали ураганы. Как видно, их сосед обладал совсем иным, флегматичным темпераментом. Общаться с такими планетами Сетону еще не приходилось, но, если бы перед ним был человек с такими чертами характера, психолог дал бы ему время поразмыслить над услышанным и не стал бы требовать немедленного ответа.
— Ты подумай над тем, что я сказал, Фридрих, — предложил он планете. — А этих двоих, — он поднял глаза к темнеющему небу, где летели по своим орбитам «импульсивные» Девочка и Мальчик, — лучше правда оставить в покое. Так будет лучше всем.
