– Ну, и какими невеселыми ветрами задуло к нам столь великих гостей? – прогудел удивительно молодым сильным голосом, обращаясь к Вейнеру. Шах немало удивился и брякнул первое попавшее на ум:
– Самим бы понять. Мотает как… хм, – помолчал, почувствовав осуждающий взгляд Эрлана и, расплылся в улыбке, услышав смешок Эрики. – Пристань, короче, ищем, – изобразил лихого и борзого, а самого так и вело улыбкой до ушей – чувствовал, что девушку развеселил.
Старец насупил брови и вдруг фыркнул, заулыбался, поглядывая на, из всех сил пытающуюся сдержать смех, Эрику. Она чувствовала недоуменные взгляды остальных, растерянный Эрлана, и сама не понимала, что смешного, но вело и все.
– А ты что скажешь изначальная рода Лайлох, Эйорика дочь Хеймехора?
Набор величаний воспринимался ею по-прежнему, как набор букв, и услышанный в гудящем исполнении, сорвал плотину – Эрика засмеялась звонко, попыталась прикрыть рот ладошкой, замолчать, но покатывалась. Казалась ей вся эта величавость комичной и все тут.
– Мы… да… вот, – выдала сакраментальное, посмеиваясь и указывая на Вейнера – он все в точку сказал.
И услышала смешки за спиной, прошли они по собравшимся за гостями, как волна. И даже мужчины, что за старцем словно монументы Величию стояли, потеряли свой важный вид – заулыбались.
– Вижу сильно в тебе право Ламархов, – посерьезнел старец и, все притихли. Оглядел опять и Сабибора поманил. Самер бровь выгнул друзьям – а вот хз почему я – и пошел вверх. Мужчина не глянул на него – Радиша изучал пристально, зато стоящие за спинами изначальные кивнули – поднимайся в башню.
Следом старик Порверша за другом отправил и, улыбнулся Эрике:
– И светлую прихвати.
Эрика глянула на Эрлана и, тот чуть заметно улыбнулся поощряя. Кейлиф следом двинулся, поклон положил перед старцем и его помощниками, проходя – пропустили не глядя.
Старец оперся обеими руками на трость и смотрел на Лалу, та взгляд потупила, пятнами пошла.
– Вайел отведет тебя, – бросил. Девушка явно расстроилась, понимая что, считав знак ее рода, глава по праву ставит ее ниже. До древним законам светлым не место в одном доме с изначальными, особенно светлым только с одного боку.
Перед старцем остались братья. Эрлан явно тревожился, хоть и вида не показывал. Но скулы белели и выдавали. Шах руки в брюки сунул, разглядывая старика и его помощников, с видом самым пофигистичным.
– Ну, и что мне с вами делать, соперники?
– Мы не соперники, – глухо бросил Эрлан. – Эйорика моя жена.
Старик с минуту смотрел на него и бросил резко, как отрезал:
– Нет.
– Мы прошли помолвку и ритуал отцовства, – еще тверже заявил мужчина.
– И где знаки сплетения ваших родов, где крепленье уз, изначальный?
Шах ухмыльнулся, с превосходством и даже самодовольством уставился на брата.
– Вынь руки из карманов, балбес! – грянуло вдруг, и грохнула трость о камень. Вейнер вздрогнул и автоматически вынул руки из карманов брюк, обалдело уставился на старшину.
Эрлан, как ни в чем не бывало ответил:
– Нет мастера, что смог бы по всем правилам составить свитки. Там, далеко отсюда, давно идет война и не осталось не то, что изначальных – стражей, деттов, аттари. Мы ждем ребенка, Маэр Шердан, и я привел сюда своих друзей и жену в поисках покоя и жизни по закону предков. Мне… больно, что я не смог там не то, что повесить на шею жены знак сплетения наших родов, но и обеспечить ей защиту и покой. За стенами Морента давно забыли не то, что о законах и правилах – о чести и справедливости. Там давно не свивали изначальных и не рождаются у светлых дети. Те, кого ты видишь сейчас и кого видел – последние. Если ты заметил, с нами только два стража. Сабибору, Порвершу и моему брату не нашлось тех, кто помнит и знает особенность своего права, кто жив и готов исполнять долг. Все мы – единственные выжившие в родах на сегодняшний день. Два десятка лет они не видели и не знали ни своей родины, ни своих корней, ни своих родителей, братьев и сестер, они не знали о своем праве, о том кто они. Их укрыли в другом мире, чтобы вернуть домой и тем вернуть нашему миру закон и порядок. Они до сих пор не раскрыли своего прав до конца, а некоторые не верят в то, что они дети нашего мира. Они не знают наших законов, потому что выросли по другим, и не понимают самого простого.
Их было пятеро, когда они вернулись, но дошли четверо.
Так о каком свитке ты говоришь, последний из рода Шердан?
Тихо было, так тихо, что слышался посвист ветра, залетевшего на балконы.
Старец закрыл глаза и молчал минут пять.
– Я не знал, что все так плохо, – прошелестел. И опять надолго замолк. А когда заговорил, голос был уже крепок и не выдавал горя и растерянности:
– Мы рады, что вы сохранили себя. Мы принимаем вас и готовы помочь. Проходите с миром, изначальные, вы нашли свой дом.
Эрлан еще какое-то время стоял, не смея шагнуть и, вот пошел вверх. Вейнер не отставал.
– Задержись, Эрлан Лой, – тихо сказал Маэр. Мужчина встал на площадку рядом с Хранителем:
– Это правда, что ты сказал?
– Малая толика, – разжал губы. Старец долго смотрел ему в глаза, читая все, что с ним было за последнее время и, отвернулся.
– Значит, моих больше нет?
– Нет.
– И твоих?
– Остался я и Вейнер.
– Сабибор?
– Нет.
– Самхарты, Порверши, Ольрихи? Райен, Ламарх, Сендарт?
– Никого.
Тишина гробовая стояла над площадью. Эрлан затылком чувствовал полные горечи и недоверия взгляды собратьев.
– Разве в это можно поверить? – спросил с трудом Маэр.
– Моя жена… Мы провели первую ночь, скрываясь от преследования, не помолвленные. Моя жена не пускала ребенка, потому что не верила, что иная для того мира в котором жила, и в этом, на своей родине, она другая. Я провел ритуал отцовства почти силой, чтобы спасти ее. И все это время я не могу не то что повесить ей на шею знак наших уз – обеспечить покой и безмятежность, достойную жизнь для того чтобы хотя бы выносить и родить ребенка. Она скачет, бродит голодная по болоту, в нее метят стрелы. Мой брат считает меня врагом, потому что думает, что ему лгут. Он может ударить любого, никто ему не указ и ничто не наказ. Никто не знает не то что корней – матерей и отцов. Скажи, в это можно поверить?
Эрлан смотрел в расширенные застывшие зрачки старика и видел насколько тот потрясен.
– Кипер, – прохрипел, не поворачиваясь к светлому рода Нерс. – Ты слышал это?
– Увы, да, – лицо мужчины было каменным. Он с нескрываемым сочувствием смотрел на Эрлана.
– Ты знаешь, что делать, – качнулся старец и тяжело ступая, пошел вниз. Мужчины провожали его взглядом, толпа расступалась. Над городом так и висела гнетущая тишина.
