36
– …А он меня и спрашивает: вас мучают эротические кошмары? А я его спрашиваю: почему «мучают»? , ,
Компания разразилась хохотом.
На борту «Пандоры» никогда не случалось подобного. Люди пили можжевеловый джин «Lardson», поедали четырехэтажные сандвичи, горланили песни и безостановочно курили.
На первый взгляд общество «Пандоры» было сугубо мужским. Об этом свидетельствовали и соленые шутки пирующих, и некоторые вольности в обращении.
Ни коммандос, ни интерполовцы не привыкли отказывать себе в свободном выражении своих мыслей. Но если присмотреться повнимательней, то можно было обнаружить на откидном сиденье, притаившемся в глубине салона, женскую фигурку, накрытую клетчатым пледом, которая представляла собой объект особого внимания сразу двух пассажиров «Пандоры». То один, то другой подходили к спящей брюнетке и, не обнаружив никаких изменений, присоединялись к остальным.
– Ну что? – спросил Мак-Интайр, когда возвратившийся из дозора сел по правую руку от него.
– До сих пор спит, – вздохнул Локи и таинственно подмигнул Мак-Интайру.
Президент проснулся на полтора часа позже обычного, в 7.30. Голову плющил недобрый стальной обруч мигрени, в глазах было полно песку, в горле першило.
«Эти выборы способны свалить с ног кого угодно. Даже мою бронзовую статую». Президент встал с постели, почистил зубы и принялся за утренний кофе со сливками.
После событий вчерашнего вечера он чувствовал себя измотанным и каким-то никчемным. Все самое интересное произошло без его участия. Его снова поставили перед фактом. Его снова заставили улыбаться, признавать чужие заслуги и чужую активность в борьбе за нелегкое дело поддержания законности в России.
Он снова вынужден играть опостылевшую роль справедливого папочки, который мягко журит одних, строго наказывает других и осыпает милостями третьих. В общем, настроение было скорее плохим, чем хорошим.
День выдался особенно суетным. Признание неконституционности выборов по причине невменяемости одного из кандидатов, без которого не хватало, что ли, кворума. Или форума – с политической терминологией у президента было туговато.
Колоссальный скандал, связанный с крылатыми ракетами, растыканными по всей Москве, а попутно и с нарушением конвенций ООН по разоружению. Убийство одного из шефов ДБ генерала Воронова. Кроме того, пришлось расхлебываться с путаным и грязным «инцидентом», как пресс-секретарь президента скромно окрестил вчерашнюю резню в Главном Корпусе компании ВИН.
Так или иначе, когда наступило два часа дня, президент понял, что его терпение подошло к концу, и лег в гостеприимную капсулу входа.
«Надо же ее распробовать хорошенько, – вздохнул президент, имея в виду систему „Асгард“. – А то, не ровен час, придется запретить».
Прошло четыре минуты, и феноменальный мир событий, вещей и треволнений остался далеко позади.
Шесть часов прошли как-то очень незаметно. Правда, Асгард оставил о себе сравнительно мало воспоминаний. Да и вообще показался каким-то недостаточно ярким и уж совсем не манящим. Не то что вчера.
Зато в голове царила кристальная ясность мыслей. Хотелось действовать, побеждать, бороться. Мозг работал словно неировычислительная станция пятой генерации. От мигрени не осталось и следа.
Президент закрыл полифертиловую крышку и заказал своему секретарю две чашки черного кофе.
«Ну эти ребята из ВИН и напортачили! И этот их Салмаксов тоже – хорош кандидат…» – с отвращением подумал Президент. В глубине души он чувствовал себя слегка обманутым.
– Я всегда знал, что встречу тебя, – сказал Августин. – Но не думал, что так скоро.
Зона включения Амстердама преображалась прямо на глазах. Руины отступали. Город приобретал свой первоначальный облик. Слава Богу, для того, чтобы быстро восстановить город в ВР, не нужно копать землю десятилетиями. Правда, разрушить город в ВР – тоже задача не очень сложная.
– Признаюсь, все эти годы мне безумно хотелось увидеть тебя, Августин. Но…
– Но?.. – В Августине на минуту проснулся обиженный ребенок. Сын, брошенный отцом.
– Но сделать это при жизни мне не хватало смелости. Мои работодатели, да будет им земля пухом, что ли, сам понимаешь… Теперь, когда меня нет и некому больше ощущать раскаяние и стыд, наша встреча наконец-то состоялась.
Они сидели на высоком холме, с которого открывался вид на южную окраину Амстердама. Синие тюльпаны – вещь очень редкая в реальном мире. Точно так же, как черные розы. Но именно синими тюльпанами были усеяны холмы близ Амстердама. «Некому ощущать раскаяние…» – это было, конечно, грубой ложью.
– Скажи, если не секрет, чем ты занимался все это время после того, как… – Августин запнулся, комок подступил к горлу.
– После того, как умер? – как ни в чем не бывало закончил за него Борис Михайлович. – Работал. Полгода работал на Щуро точно так же, как и раньше. С той лишь разницей, что меня не обременяло мое физическое тело. Но вчера, когда виновская ВР пошла сбоить и глючиться, я обрел свободу.
– В Асгарде?
– Да. Последние двадцать четыре часа мне пришлось изрядно попотеть. Пришлось уничтожать последствия содеянных под диктовку Стального Венедикта злодеяний. Например, прочищать мозги всем, кому пришлось компостировать их вчера.
– Ну и как? – с детским любопытством спросил Августин.
– Вчера в Асгарде побывало шестьсот семь человек. Все они получили свою порцию дерьма в мозги. Сегодня пришло всего пятьсот. Каждый из них прошел реабилитацию посредством контробразов подлинного Ас-гарда. Если говорить начистоту, я предусмотрел эту возможность еще два года назад, при проектировании «Асгарда». Но для того, чтобы сказать системе «отбой», нужен был человек, который отправит ко всем чертям господина Щуро с компанией. Такой человек нашелся. И, представь себе, этим человеком оказался ты.
– А что будет с остальными?
– Нет причин для беспокойства. От Асгарда так просто не отлипнешь. Это хуже героина. Поэтому – уверен – остальные явятся в ближайшие шесть часов. И повстречают нас, подлинных богов Асгарда, а не гипнотические клише, навязанные людоедами из ВИН…
Бравый йомен, морф «Робин Гуд», отныне был аватаром класса Джирджис.
Это значило, что он может видеть не только в оптическом диапазоне. Это значило, что он – счастливый обладатель магического зрения. Но даже магическое зрение Августина не позволяло ему видеть отца.
Только сгусток мутно-белого эфира. Только легкое свечение в том месте, где у людей бывает голова. «Наверное, имеет смысл рваться в Зу-л-Карнайны. Эти, по слухам, видят все. Даже прозрачные нон-идентифици-руемые виртуальные феномены, к числу которых в данный момент относится и мой родной отец…» – грустно заключил Августин.
