— Я спрашивал у них, как долго ты будешь жить?
— Как долго? Ты дурак! Ты задавал вопрос Предсказателям и не спросил у них, когда я умру, в какой день, месяц, год, сколько мне осталось дней — и ты спросил у них как долго? О, ты дурак, ты полный дурак; значит, дольше тебя, так, дольше тебя? — Берости вознес огромный стол из красного камня, словно он был пушинкой, и обрушил его на голову Хербора. Хербор упал, и камень рухнул на него. Берости остановился и застыл, чувствуя, что сходит с ума. Отбросив камень, он увидел, что раздробил Хербору череп. Он поставил каменную крышку стола обратно на место. Он лег рядом с мертвым и обвил его руками, словно они были в кеммере и все было хорошо. В таком положении люди Чарута и нашли их, когда наконец они взломали дверь в Башню. С тех пор Берости никогда не приходил в себя, и его нужно было держать под замком, потому что он вечно рвался идти искать Хербора, который, как он думал, где-то в Домене. Он прожил еще месяц и потом повесился, когда пришел Одстрет, девятнадцатый день месяца Терна.
5. ПРЕКЛОНЕНИЕ ПЕРЕД ЛОМТЕМ
Мой домоправитель, существо весьма говорливое, подробно рассказал, как мне надо двигаться на восток.
— Если человек хочет добраться до Крепостей, ему надо пересечь Каргав. Одолеть горы, через Старый Кархид, к Реру: это древний Королевский город. И вот что я вам скажу — мои приятели по Очагу снаряжают караван через перевал Эскар, и вчера, когда мы сидели за бокалом орша, они сказали мне, что намечают путешествие на день Геттени месяца Осме, потому что весна была теплая и дороги уже очистились до Энгохара, так что грейдеры спокойно пройдут через пару дней. Теперь-то вы не заставите меня пересекать Каргав; Эренранг — это мой город, и тут у меня над головой крыша. Но ведь я Иомешта, из которых вышли девятьсот высокочтимых Защитников Трона и, да будь благословенно Молоко Меше, Иомешта всегда остается Иомештой. Мы считаемся пришельцами, потому что, видите ли, милорд, Меше родился 2202 года назад, но Старый Путь в Хандарру проложен десять тысяч лет назад. И если вы ищете Старый Путь, вам необходимо вернуться в Старые Земли. Я хочу, чтобы вы знали, мистер Ай, я буду держать для вас комнату на острове, когда бы вы не вернулись, но я верю, что вы умный человек, чтобы как можно скорее покинуть Эренранг, потому что всем известно, как Предатель демонстрировал дружество с вами во Дворце. А теперь, когда старый Тибе стал Ухом Короля, трудно сказать, как пойдут дела. Так что, если вы спуститесь в Новый Порт, вы найдете там моих друзей, и если вы скажете им, что это я послал вас…
И так далее. Он был, как я уже говорил, очень разговорчив, и, убедившись, что у меня нет шифтгреттора, пользовался каждым случаем, чтобы дать мне совет, хотя обставлял их бесконечными «если» и «если бы». Он был старшим смотрителем на моем острове, и я думал о нем, как о женщине, так как у него были толстые ягодицы, колыхавшиеся, когда он ходил, мягкое одутловатое лицо и льстивая вкрадчивая манера поведения. Он был любезен со мной, хотя во время моего отсутствия показывал за плату мою комнату любителям острых ощущений: «Взгляните, вот она, комната Таинственного Посланца!» И вид, и манеры у него были столь женственны, что однажды я спросил его, сколько у него детей. Он помрачнел. Он не родил ни одного. А ему бы хотелось иметь четверых. То была одна из тех небольших ошибок, которые я вечно делал. «Культурошок» ничего не значил по сравнению с биологическим шоком, который я испытывал, как существо мужского пола, живущее среди людей, которые пять шестых своего времени были, по сути, гермафродитами.
Радиобюллетень был полон сообщений о деяниях нового премьер-министра Пеммера Харджа рем ир Тибе. Большинство новостей касалось событий к северу от Долины Синотт. По всей видимости, Тибе собирался жестко настаивать на том, что этот район принадлежит Кархиду: он вел себя таким образом, что в любом другом мире, находящемся на этой стадии цивилизации, это привело бы к войне. Ссоры, убийства, стычки, мятежи, вендетты, покушения, пытки и похищения; бессчетные повторения того, что уже было знакомо человечеству, но войн они не вели. Им не хватало, так сказать, способности мобилизовываться. В этом смысле они вели себя, как животные, или, точнее, как женщины. Они вели себя не как мужчины или как, скажем, муравьи. Во всяком случае, до сих пор этого не наблюдалось. Сведения, имеющиеся у меня об Оргорейне, говорили, что за последние пять или шесть столетий он стал высокоорганизованным обществом, настоящим государством. Стремление утвердить свой престиж в соревновании с соперником могло заставить Кархид стремиться превзойти своего крупного соседа, стать подлинной нацией вместо общества, в котором идут бесконечные семейные ссоры, как говорил Эстравен, стать, как опять-таки говорил Эстравен, подлинно патриотическим сообществом. Случись это, у геттениан была бы прекрасная возможность понять, что такое вести войну.
Я хотел оказаться в Оргорейне и проверить, правильны ли были мои предположения, но первым делом я должен был покончить с делами в Кархиде, поэтому я продал еще один рубин морщинистому ювелиру на улице Энг и без багажа, имея с собой лишь запас денег, мой ансибл, несколько необходимых инструментов, смену одежды, в первый день первого месяца лета присоединился пассажиром к торговому каравану.
С первыми порывами ветерка на рассвете мы двинулись с торгового двора Нового Порта. Миновав арку, караван повернул на восток — двадцать тяжелых медлительных грузовиков, напоминающих баржи, поставленные на гусеницы, которые в утренних тенях вереницей спускались по узким глубоким улицам Эренранга. Они везли коробки с оптическим стеклом, рулоны магнитофонных лент, слитки меди и витки платиновой проволоки, свертки материи из искусственного волокна и шерсти к Западным Водопадам, сушеные рыбьи спинки от Залива, тяжелые ящики с шарикоподшипниками и разные другие мелкие детали машин; десять машин, нагруженных зерном каддика, направлялись на Штормовой Берег Перинга, в самую северо-восточную часть страны. Все снабжение Великого Континента осуществлялось этими огромными фургонами с электрическими двигателями, которые на баржах, там, где это было необходимо, переправлялись по рекам и каналам. Когда начинались зимние месяцы, обильные глубокими снегами, двигаться можно было только на тракторах с ножами, отбрасывавшими снег, на аэросанях, а по замерзшим рекам двигались какие-то странные ледовые суда — и все это было единственным транспортом в стране, не считая лыж и обыкновенных санок; с наступлением времени, исключавшим всякое передвижение по стране, грузы скапливались в портах, дожидаясь лета, когда они перебрасывались одним рывком. Тогда дороги бывали заполнены караванами. Движение было под постоянным контролем, каждая машина или караван постоянно сносились по радио с контрольными пунктами, разбросанными вдоль дорог. Движение по забитым трассам шло ровно и без перебоев, со средней скоростью 25 миль в час (по земным меркам). Транспорт у геттениан может двигаться и с большей скоростью, но они этого избегали. Если задать им вопрос на эту тему, они ответят: «А зачем?» — точно так же, если спросить жителя Земли, почему его транспорт движется с такой скоростью, он ответит: «А почему бы и нет?» О вкусах не спорят. Земляне стремятся непрестанно чувствовать, что они со всевозрастающей скоростью движутся вперед, что для них означает прогресс. Люди Зимы, которые постоянно живут в Первом Году, считают, что прогресс куда менее важен, чем их существование. Вкусы мои были сформированы на Земле и, покинув Эренранг, я постоянно маялся от неторопливого движения каравана; порой мне хотелось соскочить с машины и самому бежать вперед. Я был рад выбраться из переплетения этих долгих мрачных улиц, затененных черными выступающими крышами и бесконечными башнями, из этого города, не знающего солнечного света, где все мои надежды были разрушены страхом и предательством.
