Расстроился, конечно. Жалко было и себя, и плантацию, но пришлось поступить так, как предписывал Устав: я уничтожил все, что создал, превратив планету в метеоритный пояс на бывшей ее орбите.
Для следующей плантации я выбрал четвертую красноватую планету, тоже мертвую. Посеял на ней жизнь, и на этот раз все у меня получилось: я получил высококлассный конечный продукт – результат развития души в сложном разумном организме. Причем стабильность была полная на всех этапах развития.
Когда планета исчерпала свои ресурсы, я закрыл плантацию и, как предписывал Устав, оставил ее в покое.
Отдыхая после хорошо сделанной работы, я осматривал остальные планеты. Взгляд мой остановился на третьей, голубой. Она мне нравилась даже неживая. Когда придет время, я наполню ее жизнью. Потом выведу разум, вдохну душу и, если все будет хорошо, посею на ней все лучшее, что есть во Вселенной.
КАЖДЫЙ ДЕЛАЕТ СВОЕ ДЕЛО.
КАЖДЫЙ НА СВОЕМ МЕСТЕ.
«Бам, бам, бам», – барабанил осенний дождик по крыше моего автомобиля.
Я уже полчаса стоял у Клуба, но все никак не хотел выходить из машины, хотя до дверей было всего семь метров.
Но там, в глубине, в одиночестве сидел мой друг и сильно страдал.
Страдал от жизни и от вина, от того, что вот сидит и страдает. Совсем один.
Когда он приходил с таким настроением в Клуб, то хозяин сразу закрывал свое заведение для других посетителей.
Друг мой был постоянным клиентом, и к тому же платил он много и щедро.
Но когда он своими пьяными вопросами, признаниями и откровениями доводил весь обслуживающий персонал до оцепенения, то звонили мне, как последнему средству избавления официанток, массажистов, банщиков от его страданий, и не только их.
Выкурив еще одну сигарету в машине, я наконец сказал себе: «С Богом», – выскочил под дождь и, пробежав расстояние до двери, скрылся в недрах Клуба.
Друга я нашел в бело-розовом мраморном зале. Он сидел за огромным дубовым столом и что-то упорно вдалбливал Люсе – хрупкой черноволосой официантке. При этом в одной руке он держал стакан с виски, а кончиком указательного пальца другой руки стучал по столу, причем весьма энергично. Мельком бросив взгляд в мою сторону и не обратив на меня никакого внимания, он продолжал свой разговор с бедной Люсей, которая стояла перед ним, держа руки по швам. Щеки ее пылали, но увидев меня, она обрадовалась и, отскочив от стола, быстро спросила:
– Вам что подать?
– Принеси мне стакан томатного сока, – попросил я Люсю и бросил на стол пачку сигарет и зажигалку.
Друг же мой поставил стакан с виски, взял мою пачку и достал оттуда сигарету.
Я щелкнул зажигалкой, дал ему прикурить, достал себе сигарету, закурил сам и сел напротив него.
Он курил как-то странно, очень низко склонив голову. Кончик сигареты едва не касался поверхности стола. И так продолжалось несколько минут. Вдруг он резко поднял голову и, выкинув в мою сторону руку с сигаретой, жестко спросил:
– Кто меня родил ты можешь мне сказать?
К моему счастью я прекрасно знал его родителей: и маму – учительницу математики, и папу – бравого полковника в отставке.
– Конечно, Зоя Васильевна и Михаил Семенович.
– Не то, – помотал он пальцем перед моим носом. – Кто мои первородители на этой Земле?
И он опять низко склонился к столу.
«Ну, – подумал я, – заклинило. А раз заклинило, то это надолго».
Но он снова вскинул голову и, впившись глазами, долго смотрел на меня. Потом выдавил:
– А скажи мне, кому легче умереть? Сытому или голодному?
Богатому или бедному?
Здоровому или больному?
Счастливому или несчастному?
Кому из них?
Я молчал. Он ответил за меня.
– Конечно, вторым.
И опять задал вопрос:
– А кого больше на нашей планете, первых или вторых?
Я опять промолчал, а про себя подумал: «Пусть выговорится».
– Конечно, вторых. Абсолютное большинство. Мы все несчастные люди да еще к тому же сироты, не знающие своего прародителя. Никогда не видевшие его.
И, уронив голову на свою руку, он горько зарыдал.
Люся, в это время подававшая мне сок, выразительно посмотрела на меня.
– Ты знаешь, – погладив друга по голове, потихоньку начал я, – я думаю, что сейчас это не так уж важно.
Он резко вскинул голову, оттолкнул мою руку и, сверля меня глазами, заговорил громко и страстно:
– А для тебя? Неужели тебя не волнует, кто ты и откуда? Порождение «Чего» и для «Чего»? Я бы тебя: понял, если бы ты был племенным быком. Бык – животное, он не знает, для чего его вывели как вид. Он, наверное, тоже мечтает о чем-то хорошем. Например, о травке, буренке и тепле. А его, оказывается, просто съедят. И все. Вот для чего его создали! Но мы же не животные, мы же люди…
«Да, – подумал я, – далеко занесло моего друга». И чтобы разговаривать с ним в одном весе, я решил тоже заказать себе граммов сто водочки, для начала.
– Ага, начинаешь шевелить мозгами, – резюмировал Он мой заказ и, уже после того, как я выпил и закусил, спросил: – Скажи, ты давно не смотрел на звезды?
– На что? – переспросил я.
– На звезды в небе. Звездочки. На наших собратьев по Вселенной.
Я задумался – а и вправду, когда же я последний раз вот так запросто смотрел на небо, на звезды. И не вспомнил.
Видя мои мыслительные потуги, он иронически отметил:
– Вот и все так. А смотрели бы чаще на звезды, и на Земле бы горя было меньше. Вот ты кем хочешь быть или, вернее, стать?
– Как понять, кем хочу быть? В детстве хотел быть пожарным, потом милиционером, космонавтом…
– Да я не в этом смысле, а в целом, во вселенском масштабе, – перебив меня, обвел он руками пространство вокруг нас.
Я оглядел этот невидимый круг и сказал:
– Во вселенском? Не знаю…
– А я хочу стать Богом.
– Кем?
Да, да, именно Богом. И не надо на меня смотреть, как на сумасшедшего. Я не сумасшедший. Вот скажи мне, ты веришь в Бога? Не в меня, конечно, а в Бога, в которого верят все на планете: и христиане, и буддисты, и мусульмане, и даже папуасы в папуасской деревне.
– Я верю в своего Бога, Православного.
– Значит, по-твоему, Бог есть.
– Конечно.
– А ты его видел?
– Нет, не видел, но ощущаю его по делам.
– Каким? Войнам, эпидемиям, землетрясениям?
– Так что, по-твоему, его нет?
– Если и нет, его надо выдумать и самому стать Богом.
– Почему?
– Потому что иначе все вокруг становится бессмысленным: и я, и ты, и небо, и звезды, и любовь, и Вселенная, и даже время.
– Бог уже есть, зачем его выдумывать, – остановил я друга.
– Если есть, это хорошо. А если нет? Вот мы все здесь живем как те быки: не видя и не слыша Бога, а верим, что он есть.
– Как не видя и не слыша? А откровения?
