Все мне в нем было ясно и понятно.
Но где-то года в три я начал понимать, что в моем организме что-то не так.
В прекрасном мире, в котором я жил и который был для меня красив и уютен, появились новые понятия.
Появились слова, которые я не мог усвоить в принципе.
Темно, светло.
Утро, вечер, день, ночь.
Ярко, тускло.
Видеть или не видеть.
Что это?
С годами мне объяснили, что я просто слепой.
Что мои глаза ничего не видят.
Я-то раньше думал, что глаза только для того, чтобы плакать или смеяться до слез, а оказалось, что они должны были мне помочь ощутить мир более полно и объемно.
Мне объяснили, что с глазами, которые бы видели, я бы был умнее, добрее, смелее и красивее.
Проходили годы.
В мире, окружавшем меня, было полно зрячих идиотов, злых убийц и трусливых героев.
Насчет красоты. Тут мне совсем было непонятно.
Все и всё вокруг мне казались и казалось красивыми и красивым.
Много, очень много было непонятным и странным в объяснениях об этом странном чувстве – зрении.
С годами я стал думать, что меня все просто обманывают.
Нет никакого зрения.
Все люди вокруг меня такие же слепые, как и я.
Просто они все зачем-то меня обманывают.
У них, в отличие от меня, есть специальные приспособления еще более совершенные, чем у меня, для жизни в этом мире.
Поэтому, они более свободны в движениях и ориентации.
Но эти приспособления их же и губят.
Они под эти приспособления построили жилища, дороги, мосты, придумали одежду, специальную пищу, игры.
И теперь живут и мучаются.
Сам мир без этого порабощения специальными приспособлениями создан для нормальных людей, таких как я.
Для того, чтобы жить, любить, рожать и умирать хватает и того, что бог дал мне и всем нам для ощущения нашего прекрасного мира, полного музыки, запахов, близости и любви.
Зачем все вокруг обманывают меня?
Может, они не так материально ощущают этот мир, поэтому придумали какое-то зрение?
Но для чего им это надо?
Для чего?
Может, это они «слепые», а я «зрячий»?
В детстве я любил ходить в лес.
Мне нравилась природа леса со всем своим многообразием полянок, березок, лужаек, пичужек и зверьков.
В лесу всегда было много жизни, много движения.
Но больше всего я любил смотреть им муравейник и сравнивать жизнь муравы и с нашей жизнью – жизнью людей.
Они так же суетятся, бегают, строят, ссорятся, дружатся, защищаются, как и мы, В общем, все признаки человеческой жизни.
И однажды, когда я смотрел на всю эту суетливую муравьиную жизнь, мне пришли в голову интересная мысль, что они, муравьи, живут себе и даже не подозревают обо мне, стоящим над ними с ореховым прутиком в руке.
И когда на пути спешащего по своим делам муравья я ставил прутик, он покорно сворачивал со своего пути.
Меня забавляло, что муравьишка спокойно себе бежал, бежал своим путем, резво перебирал лапками, думая о чем-то приятном, муравьином, не подозревая, что я через несколько минут резко изменю этот его путь, а может, даже и жизнь.
Когда я вырос и начал сталкиваться с понятием Божественного вмешательства в жизнь людей, то принял это как должное. Потому что я был готов к этому понятию через мои детские ощущения, которые я получил, стоя в лесу над муравейником с ореховым прутиком, меняя своим вмешательством жизнь муравьиной колонии.
И в моем сознании сложилась уверенность, что Господь также стоит над нами и все знает наперед, а мы, как бы не бегали туда-сюда, как бы не суетились, он, дав старт нашей жизни, направит своим божественным «прутиком» нас туда, куда назначено нам провидением.
И мне стало понятно, что даже самый умный, хитрый и изобретательный человек, как бы он не изгибал свой путь между стартом и финишем, между рождением и смертью – вверх, вниз или в стороны, как бы он не прятался, как бы не гримировался, Божественный «прутик» проложит тот путь, который ему предопределен.
Только у одних этот путь будет короче, у других – длиннее. Но каждый из них прекрасен, потому что это твой «путь». И только твой.
Когда я закрываю глаза, появляются солдатики.
Всегда неожиданно.
И все сразу.
И, появившись, начинают методично заполнять пространство вокруг меня. А мое пространство – это огромная Черная Роза.
Цветок.
Солдатики не обращают на меня никакого внимания. Как будто меня в этом моем пространстве нет совсем.
Но я-то есть.
Я открываю глаза, солдатики исчезают.
Тревога проходит, и мое обнаженное тело снова обнимают теплые-теплые, как летняя ночь, лепестки. Мне становится хорошо.
Запах розы нежен и ласков. Я перекатываюсь с лепестка на лепесток и опять засыпаю.
Но как только я закрываю глаза, опять появляются солдатики и снова начинают заполнять мое пространство, мою Черную Розу. И так всегда: я открываю глаза – они исчезают, закрываю – они появляются.
Иногда я задумываюсь, может, они, эти солдатики, – плод моего воображения?
Но очень сложно совместить в моем воображении нежную розу и равнодушных грубых солдат, топчущих ее хрупкие лепестки.
В жизни своей ничего более равнодушного, а значит и более страшного, чем толпа этих солдатиков, я не встречал.
Из какого мира они приходят ко мне и зачем? Я не знаю, но понимаю – не из того, в котором живу я.
Очевидно, эти солдатики, найдя никому неизвестную лазейку из их грубого мира, тайно посещают мой мир – мир Черной Розы.
А тайно потому, что как только я открываю глаза, они исчезают.
Все это было бы интересно, если бы они не были до страха равнодушны ко мне. И как бы я ни пытался вступить с ними в контакт, они полностью игнорируют меня и на все мои протесты не обращают никакого внимания.
Они методично, метр за метром, заполняют мое пространство, сжимая лепестки розы все плотнее и плотнее вокруг моего тела. Наконец, когда я перестаю ощущать перед собой свой мир, кроме сжатых вокруг меня бархатных лепестков, они начинают давить меня сзади, с боков, а потом и сверху и снизу, укладываясь рядками, как кирпичики, плотней и плотней, заполняя всю Розу. И тогда я начинаю возмущаться, кричать и даже толкать, швырять и пинать их. А они, не реагируя на мои крики, угрозы и толчки, преодолевая мое физическое сопротивление, все плотнее и плотнее упаковывают меня в лепестки.
И вдруг, когда я уже задыхаюсь, умираю в объятиях лепестков, заваленный солдатиками, жестокими и равнодушными, я открываю глаза, и они исчезают.
И сразу все.
Почти мгновенно.
Лепестки розы расправляются, и я вздыхаю облегченно.
Тело и душу наполняет восторг жизни в радости свободного пространства.
И тут же вползает в душу страх от возможности нового незваного посещения моего мира этими странными равнодушными солдатиками.
