Тила обнаружила удивительную вещь: большой, ярко освещенный бассейн. Его прозрачное дно и стены граничили только с открытым воздухом, за исключением одной, которая соединялась с чем-то вроде бара, а может, салона… Трудно было что-то утверждать, глядя сквозь две искажающие свет стены. Бассейн был сухим, а на дне его лежал огромный скелет, слегка напоминающий скелет бандерснатча.
— Они держали в домах довольно больших зверей, — заметил Луис.
— Это бандерснатч джинксов? — спросила Тила. — Мой дядя много охотился и сделал комнату трофеев внутри скелета бандерснатча.
— Они встречаются на многих планетах. Некоторые даже их едят. Я бы вовсе не удивился, если бы оказалось, что они населяют всю Галактику. Не знаю только, почему их привезли СЮДА?
— В качестве украшения, — просто сказала Тила.
— Ты шутишь. — Бандерснатч напоминал гибрид Моби Дика с гусеничным бульдозером.
Но… почему бы и нет? Строители Кольца наверняка посетили много планет, чтобы выбрать формы жизни, которые хотели бы видеть на своем детище.
Впрочем, не важно. Лучше всего направиться прямо к краю Кольца — и никаких исследований, никаких открытий! Тем более что они уже преодолели расстояние, равное шести или семи земным экваторам. Как много здесь оказалась необычного!
Чужие формы жизни. (Пока неопасные.)
Солнечники. (Обожженный ими кзин.)
Летающие города. (Обрушенные какой-то ужасной силой.)
Бандерснатчи. (Разумные и опасные. Наверняка здесь были такие же. Бандерснатчи везде одинаковы.)
А смерть? Смерть тоже везде одинакова.
Они еще раз облетели замок, отыскивая вход. Да, окон было много — четырехугольники, восьмиугольники, круги, эллипсы и просто большие бесформенные плоскости — но все они были закрыты. Имелся и док для летающих экипажей с чем-то вроде разводного моста, на который можно было сесть, но мост, как это обычно бывает с разводными мостами, был поднят.
Спиральная лестница в несколько сотен футов свешивалась вниз, как оборванная пружина кровати, заканчиваясь в воздухе. Какая-то могучая сила оборвала ее, оставив скрученные стальные балки и выщербленный бетонный край.
— Я разобью какое-нибудь окно! — воскликнула разозленная Тила.
— Стой! — крикнул Луис, уверенный, что она так и сделает. — Говорящий, давай сюда дезинтегратор! Нам нужно войти внутрь.
Вспышка была ослепительной. Луис сжал веки, пытаясь сдержать слезы и прогнать боль. Одновременно со светом ударил оглушительный даже сквозь звукопоглощающий барьер раскат грома. В тишине, наступившей после этого, Луис почувствовал, как на его затылке, плечах и верхней стороне ладоней оседают мелкие, едкие частицы. На всякий случай он все еще не открывал глаз.
— Совсем неплохо действует. Это нам еще пригодится.
— Всего наилучшего, дружок. Только не целься из этого в папочку, а то папочка может рассердиться.
— Не вижу поводов для шуток.
Наконец, глаза Луиса снова обрели способность видеть. Он сам и его скутер были покрыты слоем стеклянной пыли. Силовое поле задержало разлетевшиеся частицы, чтобы потом позволить им постепенно упасть и остаться на всех хотя бы слегка горизонтальных плоскостях.
Тем временем Тила уже входила в огромное помещение; они последовали за ней.
Луис просыпался постепенно, испытывая почти уже забытое чувство комфорта от чудесной мягкой поверхности. Повернувшись навзничь, он открыл глаза.
Он лежал в постели, а твердый предмет, упиравшийся ему в ребра, оказался ступней Тилы.
Все верно. Ночью они нашли эту кровать, огромную, как аэродром, в необъятной спальне, занимающей то, что в любом здании, стоящем на земле, можно было бы назвать подвалом.
Прежде чем попасть туда, они повидали множество чудес.
Замок действительно оказался замком, а не просто стилизованным отелем. Банкетный зал с пятидесятифутовым окном уже сам по себе был чем-то необычайным. Расставленные в нем столы окружали центральный, округлый подиум, на котором возвышалось одинокое, богато украшенное кресло. Вскоре Тиле удалось найти способ, позволявший подниматься вместе с креслом в воздух, и привести в действие устройство, усиливающее голос того, кто его занимал, почти до ураганного рева. Кресло могло еще и вращаться — при этом его движения повторяла и висевшая над ним скульптура. Сделанная из проволоки великолепная абстракция — пока Тила не поставила ее под определенным углом. Тогда оказалось, что она изображает голову совершенно лысого мужчины.
Был ли он туземцем, членом общества, в обычаях которого было бритье лиц и голов? А может, представителем иной расы, живущей на противоположной стороне Кольца? Ничто не указывало на то, что они когда-нибудь узнают это.
Одно было ясно — правильное симпатичное лицо принадлежало человеку, причем человеку, привыкшему приказывать. Бремя ответственности покрыло его многочисленными морщинами и отягчила глаза отвисшими веками. Художнику каким-то необычным способом удалось передать эти детали в почти невесомой скульптуре.
Вероятно, замок был резиденцией правительства. Все указывало на это — трон, банкетный зал, необычные окна и, наконец, сам замок, снабженный независимым источником энергии. Но для Луиса решающим аргументом было лицо.
Этажи соединялись дивно украшенными лестничными маршами, однако лестницы не двигались, поэтому небольшая экспедиция отправилась вниз, чтобы не утомлять себя подъемом. В самом низу они нашли спальню.
Бесконечные дни и ночи, проведенные в креслах скутеров, поспешная любовь, когда они позволяли себе роскошь приземлиться, — все это привело к тому, что вид кровати подействовал на Луиса и Тилу почти гипнотически. Они остались в спальне, а кзин пошел дальше один.
Трудно было сказать, много ли еще интересного удалось ему обнаружить.
Луис приподнялся на локте. В онемевшую руку медленно возвращалась жизнь, но он старался пока не шевелить ею. В антигравитационной кровати это совершенно невозможно, подумал он. Впрочем, хорошо, что есть хотя бы такая…
За одной из стеклянных стен спальни находился уже знакомый им высохший бассейн; белый скелет огромного бандерснатча смотрел на Луиса пустыми черными глазницами.
Через такую же прозрачную стену по другую сторону спальни был виден город, раскинувшийся в тысяче футов под ними.
Луис прополз по кровати и упал на пол, устланный мягким ковром, цвет которого почему-то напомнил ему бороды туземцев.
Добравшись до окна, Луис выглянул наружу.
Что-то нарушало остроту видения, будто слабое мерцание стереовизионного изображения. Он не осознал этого до конца, и все же это раздражало.
