Что-то нарушало остроту видения, будто слабое мерцание стереовизионного изображения. Он не осознал этого до конца, и все же это раздражало.
Под белым невыразительным небом город переливался всеми оттенками серого. Большинство зданий были достаточно высоки, но несколько из них затмевали своими размерами все остальные: их крыши поднимались выше основания летающего замка. Когда-то это было не единственное летающее здание — тут и там виднелись руины конструкций, весивших тысячи тонн. Однако этот нереальный, как будто перенесенный из сна замок имел свой собственный источник энергии. И в нем была спальня, достаточно большая, чтобы устроить в ней приличную оргию, с окном, через которое хозяин мог видеть своих подданных, как маленьких мошек, каковыми они и были в действительности.
Что-то едва заметное мелькнуло по ту сторону стекла.
Нить. Она зацепилась за торчащий карниз, но все еще падала с неба.
Вероятно, она падала все время, пока он смотрел на город, вызывая то самое слабое мерцание. Понятия не имея, что бы это могло быть, Луис просто отметил необычное явление как очередную загадку. Он лежал нагишом на мохнатом ковре и разглядывал бесконечно падающую нить. Как оценить ее длину? А как сосчитать хлопья снега в бушующей метели?
И в этот момент Луис понял, что это такое.
— Рад снова видеть тебя, — сказал он, чувствуя, что внутри у него все холодеет.
Это была нить, соединяющая черные прямоугольники. Та, которую они порвали.
В поисках завтрака Луис прошел пять этажей. Разумеется, он не надеялся, что кухня будет работать. Он хотел попасть в банкетный зал, но случайно оказался в кухне. Ее размеры поражали. Требовалась целая армия поваров, поварят, лакеев и мойщиков посуды, чтобы приготовить обед, подать его в банкетный зал, убрать посуду, вымыть ее, высушить…
Он нашел корзины для овощей, а в них — пыль и какие-то почерневшие, засохшие остатки. Морозильная камера, где когда-то висели туши мяса, сейчас была пустой и теплой. Но большой холодильник работал, и возможно, часть продуктов, стоявших на его полках, все еще годилась в пищу, но Луис предпочел не рисковать.
Однако воды нигде не было — краны оказались сухими.
Кроме холодильника, он не заметил ни единой машины или устройств более сложного, чем автомат у дверей. В кухне не было ни регуляторов, ни термометров, ничего похожего на жаровни и духовки. С потолка свисали связки высохших клубней, похожих на луковицы, — приправы? Может, их использовали целиком?
Он уже хотел выйти, но напоследок еще раз окинул взглядом все помещение, и это позволило ему сделать некое открытие. Вполне возможно, что это помещение не предназначалось для кухни. Одна из стен была совершенно гладкой, покрашенной более свежей, чем остальные, краской, на полу можно было заметить следы от кресел или диванов.
Когда-то здесь мог быть роскошный проекционный зал. Потом аппаратура испортилась, и не было уже никого, кто знал бы, как ее исправить. То же самое случилось с автоматической кухней, тогда зал переделали в обычную кухню, обслуживаемую людьми. Наверняка их становилось все больше и больше, по мере того, как портились сложные автоматические устройства.
Луис вышел.
Наконец, ему удалось попасть в банкетный зал, к единственному источнику пищи — скутеру. Там он и съел завтрак, состоявший из обычного кирпичика.
Он уже заканчивал, когда в зал вошел Говорящий с Животными. Он уже не был «резиновым кзином». За ночь белая пена закончила свое лечебное действие и отвалилась, обнажив здоровую розовую кожу, конечно, если считать, что кожа здорового кзина должна быть именно розовой. Только местами виднелись серые утолщения свежих шрамов и фиолетовая сетка жил.
Кзин, должно быть, умирал от голода. Он молча направился к своему скутеру, проглотил три кирпичика и только тогда обратился к Луису.
— Иди за мной. Я нашел комнату карт.
О важности этого помещения говорило уже то, что оно располагалось на самом верху замка. Луис тяжело дышал, утомленный подъемом, — кзин не бежал, но шел гораздо быстрее, чем ходит обычный человек.
Когда Луис поднялся на последнюю ступеньку, Говорящий как раз открывал большую дверь. В глаза сразу бросилась горизонтальная чернильно-черная лента шириной около восьми дюймов, находившаяся в трех футах от пола. Машинально он поднял взгляд в поисках такой же, только светло-голубого цвета с прямоугольными черными тенями, и нашел ее.
Стоя в дверях, Луис осмотрелся по сторонам. Модель Кольца занимала почти все помещение диаметром около ста двадцати футов. Внутри нее находился большой прямоугольный экран, установленный на вращающейся оси. В данный момент он был повернут к двери обратной стороной.
Вдоль стен стояли десять вращающихся шаров одинакового голубовато-зеленовато-белого цвета, характерного для планет земного типа, отличавшихся друг от друга размерами и скоростью вращения. Под каждым из шаров находилась карта его поверхности в конической проекции.
— Я провел здесь всю ночь, — пояснил кзин. — Мне нужно многое показать тебе. Иди сюда.
Луис хотел уже проползти на четвереньках под миниатюрным Кольцом, но в последний момент остановился, осененный неожиданной мыслью. Тот человек с гордым лицом, чье изображение украшало банкетный зал, наверняка не сделал бы этого, даже если бы находился в этом светом месте совершенно один. Луис двинулся прямо на Кольцо и прошел сквозь него, не чувствуя ни малейшего сопротивления: это была только проекция.
Он занял место рядом с кзином.
Прямоугольный экран окружали управляющие механизмы. Все ручки — большие, массивные — были сделаны из серебра в виде голов животных. Слишком красиво, подумал Луис. Экран действовал, на нем было изображение района черных прямоугольников. Дежа вю!
— Если не ошибаюсь… — кзин коснулся одной из ручек, и изображение метнулось им навстречу так быстро, что рука Луиса рефлекторно потянулась к несуществующей рукояти управления кораблем. — Я хочу показать тебе край Кольца. Ррр… чуть в сторону… — он коснулся другой ручки, и изображение переместилось. Перед ними был край огромной конструкции.
Интересно, где располагались телескопы, благодаря которым они могли наблюдать за этим зрелищем? Неужели на черных прямоугольниках?
Они смотрели сверху вниз на стены тысячемильной высоты. Изображение все время увеличивалось, не теряя при этом четкости. Сразу за горами открывалась черная пропасть Космоса.
Луис заметил линию серебряных точек, тянущуюся вдоль исполинского хребта.
