– Ну что ты, Юль… ну чего ты…
Ее тело, как всегда, было гладким и упругим. Плечо, высокая грудь с острым холмиком соска… живот… спина… гладко выбритый лобок… и еще ниже… Алексей вспомнил – в первый раз, когда Юля решилась, там была густая курчавая поросль. Когда же они расписались, все уже было гладким, как у младенца… «Но ведь тебе же так приятнее, Лешик, разве нет?»
Желание возникло само собой. Видимо, невозможно ласкать молодую женщину и страдать. Почувствовав, она уже разворачивалась, обвила руками, припала к губам мягко и в то же время настойчиво…
– Ну вот… – отдышавшись, пробормотал Чекалов, когда все кончилось. – Не получилось… как кошку…
Юля, лежа на его плече, фыркнула раз, другой… Засмеялась тихим, почти беззвучным смехом. Спустя секунду Алексей осознал, что и сам смеется. Первый раз за эти страшные дни.
– Дядь Сережа с теть Верой, наверное, уже дома… – отсмеявшись, произнесла Юля, глядя из-под мохнатых ресниц. Алексей задумчиво хмыкнул.
– Как ехать будет…
– Ну не в лесу же им ночевать.
– Это да.
Володькины родители сразу после похорон отбыли домой. На своей же машине, которой Володька владел по доверенности. Напрасно Чекаловы уговаривали их ночевать. «Поедем мы, ребята, вы уж не обижайтесь. Там корова у нас… кот вон у Веруши… словом, будет легче. А здесь ничего, кроме лишних соплей не предвидится, и вам мало радости… так что поедем. Хорошо, права я с собой взял»
– Своим звонила?
– Ага… Все нормально у них.
Родители жены проживали в Самаре, еще недавно бывшей Куйбышевом, со старшим братом, в своем доме на окраине большого города. На берегу Волги, кстати… как говорит Юлька, «тем самым совмещая преимущества городской и сельской жизни, а равно и приморского курорта»
– Как все же похожа на поезд вся эта жизнь… – медленно, будто в трансе, вдруг произнесла Юля. – Кто-то садится, а кто-то выходит. И нет стоп-крана, и нельзя дать задний ход… Сколько людей отдали бы все, лишь бы дать задний ход?
Ее глаза чуть мерцают в полутьме.
– Я спираль нынче сниму, Лешик.
– Какую спираль? А… ага… ну, тебе видней… таблетки хотя, говорят, вреднее.
– Ты не понял, Леша. И никаких таблеток.
Она глубоко вздохнула.
– Это для таких, как Карина, «пока не время». А для нас время, Леша. Потому как поезд идет, не замедляя хода.
И вновь она права на все сто, всплыла мысль. Никакая злобная реальность не должна мешать продолжению жизни.
– Да, елки-палки, в войну рожали, и ничего! – улыбнулся Чекалов. – Так что давай. Я буду только рад.
– Я в тебе и не сомневалась, – тихо, серьезно ответила она, так, что Алексея захлестнуло горячей волной.
– Юля, Юль…
– М?
– А можно мне еще… ну… как кошку?
* * *
Аденин-гуанин-цитозин… аденин-гуанин-тимин…
Алексей в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыв глаза. Ожесточенно потер щеки ладонями, помассировал виски. Нет, с этим надо что-то делать… «Энигма» несовершенна. Тупо переводить последовательность аминокислот в ДНК-код и обратно, невелика заслуга… А вот как насчет предвиденья, какова должна быть структура белка-фермента, которого еще нет в реальности, но который необходим, чтобы организм имел те или иные нужные свойства? Задачка, однако… Это вам не какая-то жалкая теорема Ферма. И все ложится на одни мозги. И каждый раз нужно ждать озарения.
Как со всем этим справлялся Создатель?
Эх, Володька… Проклятая мерзкая реальность. Проклятый тупой ублюдок, этот самый Чушмо… Проклятая судьбина… Какой светильник Разума угас…
При воспоминании о Володьке настроение, и без того не радужное, резко просело. Да, завтра же будет суд. А сегодня должны приехать Володины родители.
Он вдруг отчетливо представил, как старый «Москвич», разбрызгивая талую воду, перемешанную с грязным снегом, въезжает во двор, подруливает к подъезду… вот выходит Сергей Михайлович, придерживает дверцу, выпуская наружу теть Веру… вот поднимаются они по лестнице, рука об руку, тяжело и нескоро… подходят к двери… старик поднимает руку, тянется к кнопке звонка…
Звонок в прихожей тренькнул раз, другой, разрушая зыбкое наваждение, и Чекалов вздрогнул. Вот как?
– Здравствуй, Леша, – за время отсутствия Вера Николаевна высохла еще сильнее.
– Здравствуйте, теть Вера. Дядь Сережа, здравствуйте. Вы проходите, проходите! А мы вас ждали.
Помогая старикам раздеться и прочее, Чекалов уже не очень удивлялся. Вот как… Вот так вот даже. Дар ясновиденья прорезался, не иначе. А пуркуа бы и не па? Ясновиденье, как более общий случай строго научного озарения… гм… надо записать в тетрадку…
– Юля-то где?
– На работе пока. Вы проходите в комнату, я чайник сейчас и прочее…
Старики уселись на диване, разглядывая небогатое убранство помещения.
– Все так же у вас, я гляжу… – тетя Вера чуть качнула головой. – И мебель, как при Борисе… только диван вот новый…
– Я тут хотел приобрести гарнитур Людовика Четырнадцатого, – улыбнулся Чекалов, – но Юлька отговорила. Добавь, говорит, и купи лучше курицу. Так что сейчас мы будем кушать куриный супчик, с лапшой домашней. Юлька вчера расстаралась, специально для вас.
Сергей Михайлович разглядывал компьютер, на экране которого вилась двойная спираль.
– Работаешь?
– Угу.
– Мы, небось, мешаем…
– Дядь Сережа, это вы о чем? Обидеть хотите?
– Да не… не для обиды… Спросить я хочу. Подвигается дело-то?
– Медленно, – честно признался Чекалов. – Без Володьки, как без одной руки. Да хуже, пес бы с ней, с рукой, без руки можно… Второй головы не хватает мне, дядь Сережа. Как змею Горынычу из сказки.
Дядя Сережа пристально разглядывал хозяина квартиры.
– Худой ты стал… Спасибо тебе, Алексей.
– В смысле?
– В прямом. Удастся тебе довести, тогда, выходит, и сын наш жил не зря.
Помолчали.
– Аптеку все так же охраняешь? – спросила Вера Николаевна.
– Охраняю, – отозвался Чекалов, уже орудуя на кухне. – Странная вещь эта жизнь, теть Вера. Работаю дома, и ни копейки за это. А на службе сплю, и мне за это деньги платят.
– Давай-ка я тебе помогу. Сидеть сложа руки, когда мужчина на кухне шурудится, для женщины неприлично. Мужчине можно доверить хлеб-колбасу порезать, не более.
– Как скажете, теть Вера… Дядь Сережа, по пятьдесят грамм?
– Не, Леша, не надо. Во-первых, на колесах я. И во-вторых, вообще не пью теперь. Черно больно на душе потом… Теперь, Лешка, я все больше корвалол употребляю.
– Але, ты дома? – ожила на столике коробка «Имулы».
– Да. У нас гости.
– Поняла, я уже еду!
– Хм… – Сергей Михайлович разглядывал рацию. – Володькина работа… Действует?
– И это тоже память, – без улыбки ответил Чекалов.
