— Какой же выход? — сакраментальный вопрос Гриты прозвучал как нельзя кстати.
— Выход есть, — ответствовал Шлейсер. — Но он потребует разделения команды.
— Излагай, — подал голос Астьер. — А мы послушаем.
На пульте внутренней связи высветился сигнал вызова. Артинатор сообщал о готовности передать экстренное сообщение. Обычно контакт с исинтом производился в открытом режиме. Но иногда в процессе наиболее серьезных обсуждений и при отсутствии явно выраженной опасности его свободу частично ограничивали (по Снарту — «сажали на кукан»), предоставляя возможность заявлять о себе только таким, исключительно дипломатическим образом.
Шлейсер включил коммуникатор и спросил, в чем дело.
Артинатор доложил результаты запуска двух зондов, отправленных по разным траекториям и с разной скоростью в противоположную от нуменала сторону. Оба, несмотря на совершенно фантастическую с позиций звездоплавания скорость, не смогли преодолеть его притяжение и в конечном счете дематериализовались в «тумане».
Предположение Снарта о существовании здесь интровертивной ловушки все больше облекало форму непреложной действительности. Если устье канала «уплывет» за пределы системы, им действительно не выбраться. Отклонение траекторий зондов показало: в нуменале должно быть сконцентрировано несколько миллионов солнечных масс. Но самое поразительное — этих масс не было. Паратропизм ксеноида вызывало что-то другое. Только вот что?..
— Нельзя отрываться от фильеры, — подвел предварительный итог Шлейсер. — Нельзя. Чего бы это не стоило.
Кампиоры молчали, ожидая продолжения.
— Мой план прост, но он потребует максимальной концентрации, — продолжил командор после того как вирт-система, имитируя критическую ситуацию, наглядно отобразила аллоскаф в роли таракана под колпаком. — Астьер прав. Надо составить цепь. Только звеньями в цепи будут выступать не зонды, а мы сами. У нас есть три слайдера. Надежные, испытанные аппараты. Выставим их один за другим. Тогда «Ясон» сможет продвинуться раза в четыре дальше.
— И что потом? — стараясь не выражать эмоций, поинтересовалась Грита.
— Не знаю, — откровенно признался Шлейсер. Скорей всего, это максимум того, что удастся сделать. Но выше головы не прыгнешь. Отработаем этот вариант. Сперва потренируемся. А там возможно и другие мысли появятся.
Снарт не скрывал разочарования.
— Обидно, — сказал он, подводя черту. — Редчайшая возможность. Можно сказать, уникальный случай. И такой идиотский финал!.. Знаете, что мне напоминают наши действия? — он едко засмеялся. — Попытку комара овладеть слоном.
— Уймись, — осадила его Аина. — Радуйся, что хоть такой шанс представился. При этом есть надежда выбраться отсюда. Или тебе больше по душе вечный пикник под сенью звездного поп-арта?..
После недолгого обсуждения план Шлейсера был принят. Единственное что вызвало спор, так это вопрос распределения ролей. Каждый хотел быть только впереди и первым совершить открытие вселенского масштаба, хотя толком никто не представлял в чем оно должно выражаться.
В конце концов решили так: сперва устроить тренинг вокруг фильеры, а уже потом определиться, как выстроить последовательность…
На подготовку вылазки ушло около месяца. Первым в открытый космос вышел Астьер. Опасения кампиоров не подтвердились. Структурные искажения как за пределами силового экрана, так и на борту «Ясона» были одинаковыми. Впрочем, этому не стоило удивляться. Защита аллоскафа могла экранировать все что угодно, но только не корректировать геометрию пространства, какой бы она не была.
Нуменал продолжал удивлять. К его непредсказуемости невозможно было привыкнуть.
Исследование окрестностей фильеры не только пролило свет на природу этого несомненно квазиконтинуального объекта, но и поставило перед испытателями целый ряд неразрешимых вопросов. Уже никто не оспаривал тезис, что астроподобная кутикула могла представлять собой еще и «теневой» альконт, несконденсированный фридмон, контактную межпространственную протрузию, галактический центр высаживания экзотических осадков (всякого рода «темноты») или сгусток предполагаемой у некоторых видов сфейтерских галактик антинейтральной массы.
Эфир тоже вел себя более чем странно. Два его главных наполнителя (космический и квантовый вакуум), сливающиеся в стандартных условиях в одну субстанцию, здесь разделились. Плотность энергии квантовой составляющей оказалась отличной от нуля. «Размазанный» по объему метазоны, характеризующийся ненулевой космологической константой гетероген, во много крат активизировал притяжение локализованной в нуменале материи и, возможно, именно этим объяснялось несоответствие между содержащейся в нем массой и тяготением.
Углубляться в ному остерегались, дабы ненароком не пересечь что-нибудь подобное швардшильдскому радиусу в гравитации. Но и барражирование вокруг фильеры тоже было чревато последствиями. Чем чаще выходили в метакосм, тем в большей мере раскрывался чудовищно сложный, большей частью недоступный пониманию мир. По всему выходило — именно здесь пролегала граница, отделяющая познаваемое от предельной алогвенты Бытия.
Вследствие анизотропии пространства, в метазоне оказался нарушенным закон сохранения вращательного момента. Поскольку ни одно из находящихся там тел не могло покинуть пределы системы, все они (если когда-то и были), растворились в недрах ксеноида. Ни планет, ни пылевых облаков, ни газовых туч, ни метеоритных потоков здесь не было. А значит, если чего и следовало опасаться разведчикам, то разве что вакуумных извержений, энергетических разрядов или еще чего-то такого, от чего здравомыслящему инфорнавту мозги набекрень скрутит.
Несколько раз Шлейсер наблюдал на границе видимости какие-то подвижные мегаструктуры, смахивающие на растекающиеся по фибрам силовых полей струи сверхпроводящей плазмы. В целом же, материальные объекты не препятствовали перемещению космиадоров, поскольку таковых, разве что кроме рассеянных в метавакуунариуме тектитов и квазиматериальных нанокомопозиций просто не было.
Тренировки велись с переменным успехом. Несколько раз образуемая слайдерами цепь готова была разорваться. Максимум, чего удалось добиться, так это растянуть коммуникацию на шесть световых минут. И то лишь по поверхности ксеносферы. Тенденсаторы предсказывали: с глубиной расстояние связи сократится минимум как вдвое. Метафора Снарта об отношениях комара со слоном, обещала вернуться еще более емким сравнением: вальсирование амебы с титанозавром. Иными словами, расстояние только до нуменальной короны более чем в сто раз превышало возможности космиадоров. И это без учета усиления с глубиной метатропизма по нарастающему принципу.
