— Может, он просто облучился, когда работал с ловушками? — Шлейсер попытался подступиться к проблеме с другой стороны. — Случайно. Ты же знаешь: в этом пекле, если вдруг что с защитой — враз сгоришь.
— Нет, — Грита отрицательно качнула головой. — Кассеты менялись автоматически. За пределы контура он не выходил. Да и симптомы не те.
— Да-а, — протянул Шлейсер, будучи не в силах по-другому выразить чувства. Не иначе как судьба отвернулась от них. А ведь так хорошо начиналось. Даже несмотря на более чем прохладный прием. И что теперь делать?..
— Как это могло произойти? — спросил он, обретая способность связно формулировать мысли.
— Причина та же. Потеря коррекции ошибок при дублировании клеток. И как следствие — искажение структуры матрицы информационного поля.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? — он почувствовал, как внутри закипает волна раздражения, но усилием воли погасил ее.
— Симптомы появились неожиданно. — Грита выдержала тяжелый взгляд командора. — Предварительные выводы подтвердились только утренними пробами. Пока изменения проявлены в латентной форме. Поэтому никто ни о чем не догадывается. Но, надо полагать, патогенез будет прогрессировать. И тогда…
— Сколько времени у нас в запасе? — прервал ее Шлейсер, уже окончательно смирившись с неизбежностью досрочного финала.
— Думаю, пару суток выдержим… если надо…
— Надо! — твердо сказал он. — И это не моя прихоть. Мы должны совершить хотя бы одно погружение. У меня все готово. Понимаешь?
— Понимаю, — чуть слышно проговорила Грита. — На твоем месте я поступила бы так же.
— Держись. — Шлейсер сжал ее руку и попытался приободрить взглядом, хотя в его помертвевшей душе уже испарилась последняя капля надежды на благополучный исход. — Без моих указаний — никому ни слова, — добавил он. — Артинатора перекодируй и дай ему соответствующие инструкции.
— А если он объявит «зет»?
— Значит, так тому и быть, — ответил Шлейсер, понимая, что в критической ситуации, нравится это кому или нет, исинт возьмет управление программой на себя…
Как и следовало ожидать, известие о начале наступления на метафазу вызвало в команде всеобщее одобрение. Поскольку, с учетом полученной от Гриты информации, расположение участников в цепи оказалось наиболее оптимальным, Шлейсер не стал менять первоначальный план. Предварительно он переговорил с каждым. И принял окончательное решение только после того, как убедился в отсутствии у кампиоров внешне выраженных физических и психических отклонений.
Правда, странности с замками кают и переходов не остались незамеченными. Но Шлейсер и Грита после перевода охранной системы на ручное управление объяснили это вынужденным перепрограммированием артинатора, голосовая и телепатическая связь с которым сохранилась в неизменности…
Как только слайдеры Шлейсера, Сеты и Астьера заняли исходную позицию, Снарт, как заправский пилот, вы`резал изящным маневром траекторию полета «Ясона» так, что все они оказались у него на хвосте. Стремительно набирая скорость и оставляя за собой вспученную микрофлуктуациями пустоту, импровизированная кавалькада устремилась в направлении фиолетового ока.
Шлейсер хорошо запомнил особенности того перехода. Сперва истаяла стелящаяся позади звездная накипь. Исчезли оттенки синего, потом серого. Наступила чернота с единственным ориентиром по курсу — нуменалом. Горизонт событий сузился до размеров системы: «Ясон» — слайдеры. Везде, куда ни глянь, предполагалась слаженная неразбериха квазиматериальных сущностей и силовых полей.
Убедившись, что все идет по плану, он включил бортовой анализатор на определение характеристик ближнего космоплана, после чего настроил тенденсатор на все виды поправок, исходя из поглощения расстоянием генерируемой метафазой информации.
Первое время на призмоэкране разливалась все та же однородная мгла, в глубине которой ничего нельзя было разобрать. Потом, когда миарт определился с частотным режимом сканирования и фильтрации сигналов, глаза стали различать в «черном тумане» игру полутеней, отражающих развитие ранее скрытых эндопроцессов.
Слева по курсу на фоне черноты угадывались по-особому упорядоченные, уходящие корнями в недра вакуума веерные структуры, вероятней всего зародившиеся в местах фокусировки гравитационных линз либо же являющиеся продуктом спонтанных извержений в узлах экстравертивной инвариантности.
Декор справа тоже не отличался разнообразием и складывался из фрагментов растекающихся течений неизвестной природы. Здесь в области пересечения циркулирующих потоков отмечалось тяготение сгустков энергии тоже непонятного происхождения. Миарт зарегистрировал их как энергены. А ряд слабо выраженных космоглифов Шлейсер склонен был расценивать как реликты исторжения вакуумной «лавы» или каких-то других разновидностей квантовых производных.
В шлейфах слайдеров и аллоскафа приборы отметили истечение из флуктуирующей среды каких-то субатомных частиц без явно выраженной структуры и свойств.
Сам же нуменал — единственно видимый материальный объект — вроде как одновременно давал красное и синее смещение.
Так, вглядываясь в сформировавшийся по особому принципу космоуклад, отражающий наиболее радикальное из известных переустройство материи и определивший здесь непостижимый феномен метатропного распорядка, он исподволь настраивал себя на осознание категорий нечеловеческих масштабов.
Яркий луч трижды прочертил оберег безграничного массива «черного тумана» — каждый раз другого цвета. Это Астьер лазером извещал о готовности занять место первого связующего с фильерой звена, после чего, отделившись от группы, запустил свой слайдер в противоускорительную спираль.
Тандем, сократившись на одну единицу и не снижая скорости, двинул дальше.
С погружением в ному контраст между окружающим и стандартным космосом становился все более разительным. Наблюдающийся кинематоз уже не имел ничего общего с тем, что доводилось видеть раньше. Фоновое излучение было разогрето до такой степени, что даже испускаемые нуменалом фотоны не то что ионизировали, а уже разрывали рождающиеся в метатропном лоно атомы. Собственно атомных структур как таковых здесь не было. Все что возникало в более-менее целостном виде, тут же под градом ультрарелятивистских частиц превращалось в осколки ядер. Ни один материальный объект не способен был выдержать такой бомбардировки. И если бы не защита, аппаратура в считанные мгновения была бы дезинтегрирована в аттоструктурную пыль.
