– Это еще как посмотреть…
– Агрессор всегда проигрывает, – заверил прапорщик. – Доказано практикой. Мы бы вас шапками закидали и фуфайками загоняли. Кто с дубиной на Русь придет, тот с дубиной в жопе и уковыляет. Так давайте же выпьем, падре, за нерушимую дружбу наших великих народов! Русский и американец братья навек!
Четвертая доза пошла идеально. Прапорщик закурил, положил ноги на стол, выпустил клуб дыма и сказал:
– Допустим, я знаю, для чего мне пригодилось бы бессмертие.
Причер от неожиданности чуть не проглотил сигару. Он, конечно, помнил, как приставал к Воровскому с «социологическим опросом». Но после третьего стакана его уже радовало, что прапорщик от ответа уклонился. Ан нет. Похоже, на Кляксе вопрос бессмертия задевал и волновал каждого. Ничего удивительного – оно тут буквально под ногами текло.
– Вы правы, уважаемый падре, – говорил Воровский, задумчиво глядя в потолок. – Большинство людей очень хочет бессмертия и при этом совершенно не понимает, зачем оно. Хочет просто из–за страха неминуемой смерти. Но что люди будут делать с этим даром, если получат его… Изменятся ли они…
– Изменятся! – сказал капеллан твердо. – Я думал об этом сегодня.
– С точки зрения священнослужителя? – Воровский, полулежа в глубоком кресле, сверкнул хитрым глазом.
– Ну? – Капеллану почудился в этом вопросе какой–то подвох, он даже сел прямее.
– Вы сколько лет при воротничке? Пять с лишним? И раньше были набожны? – допрашивал Воровский.
– Набожен – это чересчур, но, в общем, да… Интересовался.
– Как вас занесло в священники, падре? То есть мотивы ваши мне известны, вы сами рассказывали. А чисто по жизни – как это произошло?
– Да если честно, родители все устроили, – усмехнулся Причер. – Когда меня по инвалидности списали. Я мог, конечно, на штабную работу пойти, но это был дохлый номер – характером не вышел, манеры неподходящие, да и вообще закалка не та. Короче, засел дома. Пенсию изничтожаю, и душу свою заодно. Пью, в общем.
– Пошел по–русски, – напомнил прапорщик.
– Да уж. Как вспомню, до сих пор стыдно. Ко мне иногда мама заезжала, старалась поддержать, а я каждый раз то в слезах, то в блевотине… Фу. Ну, мама не выдержала, рассказала отцу, как я загибаюсь. Тот пошел в отдел условно годного резерва, треснул кулаком по столу – что же вы, говорит, сволочи, делаете?! Мальчишка всего себя армии отдал, а вы, как только ему какая–то падла ногу откусила, – капитана в зубы и на пенсию? Хотите, чтобы он в двадцать семь лет спился и руки на себя наложил? Кстати, недалек был от истины. Я совсем вкус к жизни утратил. Поначалу Господа молил – подскажи что–нибудь, укрепи, помоги, – только без толку. Чересчур себя жалел, Господь таких обычно игнорирует. Чтобы получать свыше ответы, нужно грамотно ставить вопросы. «Милый Боженька, почему так херово жить без ноги и не отрастишь ли ты мне новую?!» – это, честно говоря, не вопрос, а розовые сопли атеиста.
– А как правильно? – мягко спросил Воровский.
– Хм… Сказал же Моисей: «Избери себе жизнь, чтобы жить».
– Это вопрос?
– Это ответ. Ну и, короче, в один прекрасный день приходит ко мне папуля. Заявляется ни свет ни заря, да ка–ак начнет костылем бутылки колошматить! Не признает расхлябанности в людях, одно слово – генерал. Спасибо, меня не отдубасил, вспомнил, наверное, что с инвалидами воевать нехорошо, и вообще – солдат ребенка не обидит. Бар разнес и ушел. Только я успел за пивом смотаться, гляжу – сообщение: вызов в штаб Службы поддержки. А там – опыт работы с личным составом? Ну, имеется… По общей психологии зачем курс прослушал? Так командиру полезно… Чем вообще занят? Бухаю… Назад в армию хочешь? Есть вакансия на ускоренных курсах полевого капеллана. Если святые отцы решат, что годен, шесть месяцев отучишься – и в строй. Я говорю – ребята, да какой из меня капеллан?! Мне в ответ: не придуривайся, священники, с которыми ты служил, подтверждают – нормальный падре хреновней занимается, десантника изображает. И особисты тебя рекомендуют крайне положительно. Вот, собственно, и вся история. Уф–ф… Знаете, Воровский, а вы умеете правильно слушать. Вовлеченно. Прямо исповедник. То–то я заливаюсь…
На слове «заливаюсь» глаза капеллана обратились к канистре – видимо, рефлекторно.
– Интересная у вас профессия, – задумчиво произнес Воровский. – Совмещающая элементы служения и власти. Очень похоже на литературу, если, конечно, относиться к ней серьезно. Допустим, падре, достанься вам это самое бессмертие – вы бы так и остались священником?
– Я был бы должен, – сказал Причер убежденно. – Вы не представляете, что начнется, если креатин действительно окажется эликсиром жизни. Бессмертие – такая адская вещь…
– Не очень укладывается в церковные догмы?
– Дело не в догмах вообще. Тут сложнее во сто крат. Не вредно ли физическое бессмертие душе – вот в чем проблема. Расскажу как–нибудь. Просто это долгий разговор, целая…
– Проповедь, а? Ну и закатите проповедь.
«Кто–то мне это уже говорил, – вспомнил Причер. – Только кто именно?»
– Чтобы люди знали вашу точку зрения, – продолжал Воровский. – А то чего вы мучаетесь в одиночку. Пусть у них тоже ежики под черепом побегают.
– Дельная мысль, – согласился капеллан. – Я подумаю.
– Адская штука, говорите? – Похоже, Воровский сейчас размышлял вслух. – И вправду, есть в бессмертии какая–то бесовщина. Повторяю, я не религиозен. Но чует мое сердце, что вечность рано или поздно убивает. В общем, на бессмертии я не настаиваю. Однако зачем мне подошла бы очень–очень долгая жизнь – предполагаю. Интересно вам?
– Давайте уж, – согласился Причер обреченно. – Хоть умного человека послушаю. Задолбали дураки – прости, Господи!
– Видите ли, падре, я довольно спокойно воспринимаю себя как писателя. И не в восторге от своих текстов. Каждый раз, просматривая вышедшую книгу, остаюсь недоволен. Это в общем–то нормально, потому что я вполне осознанно учусь писать. Учусь делать это как можно лучше. Но есть смутное подозрение, что жизни моей короткой не хватит, дабы научиться писать так хорошо, как мне хотелось бы. Достичь… Ну, не совершенства, это понятие слишком относительное. Но чего–то достичь. Увы, падре, я не гений. Они способны выстреливать поразительные тексты, опираясь на недостаточный опыт. А мне приходится всего добиваться годами. Техника–то оттачивается быстро, а вот то неуловимое, знаете, что отличает хорошую книгу от обычной… Чтоб оно было, нужно жить. Копить личный опыт, подглядывать за людьми, впитывать новые впечатления. У меня лежат проекты трехлетней, пятилетней давности. Лежат в черновиках, потому что я пока не могу с ними справиться. Задумки хорошие, а простейшего жизненного багажа не хватает. Не знаний, не наблюдений, а уже другого, совсем другого… Просто возраста. Тебе должно быть не тридцать, а сорок, чтобы ты мог справиться с такой–то задачей. Ты должен ощущать себя на сорок. Ничего проблемка, да? Поэтому я с определенной надеждой гляжу на креатин.
