Въ изт?кшую ночь произошло событiе, о коемъ пов?дала намъ наша мать и бабка, Анна Филатовна Малаганова, урожденная Безобразова.
Выполняя волю нашей матери и бабки, прiводимъ по памяти сiи изчезнувшия семейныя записки:
Безобразовъ Авксентiй Михайловичъ — для сына своего Филата.
Пов?ствую теб? сынъ мой, о Событiи, произошедшемъ со мною, шестнадцатил?тнимъ н?дорослемъ, августа 17 дня л?та 1762, въ годъ возшествiя на престолъ Ея Величества Императрицы Екатерины Алексеевны…"
Малаганов пробежал глазами убористый почерк прапрадеда. Он все это с детства знал наизусть — так заведено было в старинном роду Безобразовых-Малагановых. Гроссбух вручался старшему ребенку в семье, когда тому или той исполнялось десять лет. И важнее всех уроков было слово в слово выучить его содержание. Подумать только — этого переплета касались руки пяти поколений…
История Авксентия Безобразова была такова. Он, шестнадцатилетний отрок, проводил лето в фамильном поместье. Был с ним один крепостной парнишка, Григорий, его ровесник — скорее приятель, чем слуга. И было неподалеку, как положено, небольшое сельское кладбище — очень старое, со множеством заброшенных склепов. И вот Авксентий с приятелем поспорили на десять горячих, кто дольше просидит ночью в склепе.
Незадолго до полуночи мальчишки залезли под сень тяжелых плит, покрытых рыхлым мхом. Оба очень боялись, но хорохорились друг перед другом. Первым не выдержал барич. Когда рядом со склепом что-то влажно вздохнуло и ухнуло, он закричал и бросился бежать — прямиком в усадьбу. Потом он всю ночь грыз подушку — в досаде на свою трусость. Но спор был проигран. Предстояло Авксентию подставить спину под розгу своего крепостного.
Поутру Авксентий приплелся к избе, где жила семья Григория.
— Гришка где? — хмуро спросил он тощую бабу, трущую в корыте белье.
— Хто?
— Дед Пихто! Сын твой, Гришка, — грубо рявкнул Авксентий.
А баба вдруг задрожала губами и с плеском выронила белье.
— Да ты что, барич! — прошептала она, размазывая по лицу мыльную пену. — Гришенька-то мой… Еще в том году… Схоронили мы его…
Далее следовал подробный рассказ о том, как Авксентий заставил Гришкину мать показать ему могилу сына, как тупо стоял над деревянным крестом…
Выяснились и другие новости. Самая ужасная — что он оказался с рождения помолвлен с некрасивой соседской дочкой. И еще, что зимой государь император Петр III был по слабому здоровью отстранен, а вместо него на престол взошла супруга его Екатерина. На этом событии Безобразов останавливался особо, подчеркивая, что на его памяти никакого переворота не было.
Чтобы не прослыть сумасшедшим, Авксентий никому ничего не рассказал.
Но через год он оказался на военной службе при дворе, где близко сошелся с одним молодым вельможей. Вот с ним-то он, будучи во хмелю, и поделился своей тайной. И тут же пожалел об этом, боясь насмешек. Но вельможа не стал смеяться. Сначала он сделался хмур и задумчив, а потом улыбнулся и рассказал Авксентию про Сбой.
То есть в те времена (и вплоть до середины XX века) Сбой называли Событием — загадочно и торжественно.
А Организацию, в которой состояли люди, способные почувствовать Сбой, то есть обладающие Свойствами, называли тогда Детьми Филонея, или попросту филонейцами. Авксентий Безобразов тоже стал одним из Детей Филонея и, выполняя заповеди этого общества, начал вести семейную хронику.
Воспоминания Авксентия Безобразова передавались в пересказе. Далее, так же в пересказе, его сын Филат и внучка Анна скупо отчитывались, что посвятили своих старших детей в семейную тайну. Зато бабка Аркадия Малаганова — Анна Федоровна — оставила длинную собственноручную запись.
Она твердо верила в реальность События. И немудрено: ее отец и дед оба были очевидцами очередного Сбоя, и сама она родилась в том, 1883 году. Поэтому Анна Малаганова готова была точь-в-точь следовать всем обычаям филонейцев. Но проблема была с самым главным правилом: рассказать о Событии старшему ребенку. Тому единственному, кто унаследует Свойства.
Личная жизнь у некрасивой бесприданницы не сложилась. И тогда она родила незаконного ребенка, нигде, даже в своих записях, не упомянув имени его отца. Назвав малыша Евгением, она дала ему отчество Федорович, воспользовавшись традиционным семейным именем. Так в 1915 году появился на свет отец Аркадия.
Что ж, теперь ему, Аркадию, надо продолжать дело предков. Малаганов выбрал ручку получше и вывел:
"Я, Малаганов Аркадий Евгеньевич, свидетельствую: Сбой произошел в ночь с 7 на 8 апреля 2006 г."
Он перечел написанное и задумался, подыскивая правильную формулировку. И в этот момент зазвонил телефон.
Малаганов вздрогнул. Он знал, кто может ему звонить сюда так поздно, — на часах было уже около десяти. Знал — и не хотел говорить с этим человеком. Но он не стал поддаваться малодушию и снял трубку.
— Аркадий Евгеньевич? — раздался бодрый голос. — А я был уверен, что вас застану. Не жалеете вы себя.
— Слушаю, Адольф Иванович, — обреченно ответил Малаганов.
— Ну что, докладываю. Встретился с вашими "случайными". Славные барышни. Им просто не повезло! Про остальных они ничего не знают, к сожалению, но хотя бы эти под контролем. Так что благодарю за службу.
Малаганов поморщился. Именно из-за этих двух женщин он не хотел сейчас разговаривать с Шелестом. Несколько часов назад он сообщил в Организацию о назначенной встрече. Долго колебался, хотел идти сам — а потом все-таки позвонил. Так полагалось. Так требовала Организация. Но было в этом что-то неправильное, противное, даже гнусное… Он хотел спросить, как Организация поступит с теми "случайными", которых ей удалось обнаружить, но не решился.
— Но я, собственно, вот по какому поводу, — прервал его угрызения Шелест. — Нам так и не удалось поговорить. Вы понимаете, что происходит? У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, как… все случилось?
— А у вас? — осторожно осведомился Малаганов.
— Альтернативный Монитор, — коротко ответил Шелест. — Эти суки все-таки его сделали.
— Да-да. Если допустить, что произошло вмешательство в механизм Сбоя… Всех последствий нам сейчас просто не предсказать. Но я вижу закономерность… Своего рода маятник… Эффект маятника. Я занимаюсь этим, но пока еще мало данных…
— Эффект маятника? — оживился Шелест. — Хорошо звучит. А может, эффект Малаганова? А, Аркадий Евгеньевич? Как вы на это смотрите?
— Думаю, такая честь преждевременна, — сухо буркнул Малаганов.
— Пожалуй, пожалуй. Но вы можете сказать — без всякой ответственности, просто навскидку, — как нам этот маятник остановить? Вы же наверняка думали над этим.
