– Да, господин мой, – поклонилась служанка, однако Найл уже вышел в коридор.
В своей комнате Посланник Богини сдернул с кровати одеяло, постелил на пол. Край закатал валиком в ладонь толщиной и встал на колени, подсунув его под лодыжки. Руки положил на колени ладонями вниз и закрыл глаза.
Это была очень удобная, многократно проверенная поза: в ней не затекало тело и не уставали ноги. В такой позе можно находиться часами, ни на что не отвлекаясь.
Затем Найл очистил сознание. Получилось легко: в мозгу царил полный сумбур, никаких внятных или навязчивых идей там не крутилось.
А уж потом правитель попытался воссоздать образ города. Не почувствовать его, как это происходило, когда он расширял сознание, не обдумать происходящее, как делал он это в повседневной жизни, а, используя все знания, опыт, предположения и факты, собранные за год жизни в городе пауков (надо же, всего лишь год!), воссоздать его образ.
Увы, ничего не получилось – вместо единого образа всплывали отрывочные, хотя и логичные мысли: о том, что люди, проведшие всю жизнь под постоянной угрозой насилия, не могут не питать ненависти к своим притеснителям; что смертоносцы являются, скорее, не скелетом, а нервной системой города – ведь именно они, внушая страх, заставляли население трудиться; именно они поддерживали молодость и здоровье гигантского организма, уничтожая всех, кто старше сорока лет, – жутко для каждого погибающего, но полезно для города в целом; именно они думали о полноценности народа, постоянно привнося в его жилы свежую кровь; именно они заботились о хлебе насущном для каждого и для каждого находили место приложения сил.
Как раз поэтому после возвращения Найла из Дельты в жизни города немногое изменилось: разве изменится что-нибудь в организме кролика, если его печень и кишки объявить «свободными»?
Захватчики, как бы слитно и умело они ни действовали, подобным организмом не являлись. Это была группа отдельных личностей, которые согласовывали свои действия, стремясь к единой цели, но тем не менее оставались каждый сам по себе. Всякий из них продолжал бы нормально жить и в одиночку. А вот любой слуга или раб, стражница или охранница, оставшись одни, неминуемо погибнут.
Город-организм был достаточно крепок и живуч, он спокойно перенес и давнишние войны, и потрясения, связанные с кровавым бунтом самого Найла, и нападения хищников, и исчезновение на несколько дней почти всех смертоносцев, и перемены, принесенные дарованной людям «свободой». У города имелся вполне достаточный потенциал, чтобы противостоять пришельцам, – ведь жили здесь не только пауки, но и люди. Если продолжать противопоставления, то кучка захватчиков напоминала занесенный вирус, против которого нужно было выработать иммунитет. Например, создать такую же смешанную армию. Оттянуть время, отобрать боеспособных людей, научить их тактике военных действий.
Беда заключалась в том, что никто из двуногих сражаться за пауков не хотел.
Являясь в действительности частицей единого организма, ни один человек этого не осознавал.
Город пауков располагал проверенными механизмами реагирования на любые нашествия, подобные нынешнему, – вырастить детей, воспитанных в духе преданности и стремления сражаться за смертоносцев, а затем швырнуть их в открытую схватку или забросить как лазутчиков. Но, расслабившись за столетия мирной жизни, смертоносцы давно перестали готовить людей-воинов. Даже охранницы Смертоносца-Повелителя особой боевой подготовки не получали. И вот к чему это привело: готовить воинов из недавно рожденных детей сейчас нет времени, а среди взрослых добровольцев, способных стать бойцами, нет – откуда ж возникнет желание стать воином?
Правитель города встряхнулся, резко встал, подошел к окну и распахнул створки. Вместо ожидаемой прохлады с нагретой солнцем улицы пахнуло зноем. Внизу, сгибаясь под тяжестью большого кувшина, брел по пыльной дороге раб-водонос. Навстречу ему тащился под надзором молодой надсмотрщицы целый караван – восемь рабов, четверо носилок с нечистотами.
А ведь когда-то в городе были и водопровод, и канализация. Вернутся ли когда-нибудь эти времена?
Явятся сюда захватчики, истребят пауков, вроют на центральной площади свой тотемный столб – и заглохнут даже те немногие начинания, что дозволил Смертоносец-Повелитель: строительство библиотеки, чеканка денег, всеобщее образование. С исчезновением смертоносцев люди одичают вконец.
Пожалуй, только теперь Посланник Богини начал понимать истинную причину собственных переживаний. В отличие от всех остальных, он свою причастность к единому целому осознал.
– Нефтис!
За стеной послышалась беготня. Несколько минут спустя дверь распахнулась, и в комнату вошла начальница охраны.
– Звали, господин мой?
– Да, Нефтис, – повернулся Найл.
Девушка стояла на фоне темного проема двери, и правитель города безо всяких усилий увидел ее ауру. Светло-голубая вокруг ног и верхней части тела, в середине она почти полностью стала серебряной. «Ребенок растет», – понял Найл и помимо воли спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, господин мой! – отрапортовала главная стражница.
– Скажи, Нефтис, – опять отвернулся к окну правитель, – а ты согласишься сражаться за пауков?
– Как прикажете, господин мой! – без запинки отчеканила девушка.
– Понятно, – кивнул Найл.
Стражница давным-давно решила для себя все вопросы: думать не ее дело, она должна исполнять.
– Я хочу поблагодарить тебя за встречу на излучине. Ты меня очень выручила.
– Я рада… господин мой… – Готового «клише», чтобы ответить на благодарность, стражница не знала и зарделась, словно девчонка, а не суровый воин.
– Хорошо, – тепло улыбнулся Найл. – А теперь скажи, смертоносцы не сняли почетного караула у дверей моего дворца?
– Нет, господин мой.
– Тогда спустись, пожалуйста, и скажи им, что я хочу увидеть Дравига.
Старый смертоносец явился спустя считанные минуты, будто за дверью ждал. Точнее, за окном – Дравиг возник именно оттуда.
– Ты звал меня, Посланник Богини?
– Да. – Найл выглянул наружу. Ничего особенного, второй этаж.
– Мне необходимо очень многое сделать до предстоящей битвы, – попытался смертоносец оправдать столь необычный для него выбор входа.
– Значит, вы решили сражаться?
– Да, Посланник Богини. – В решительном его ответе ясно проглядывало упрямство.
– И с честью погибнуть?
Седой паук настороженно молчал. Он был слишком умен, чтобы спорить со столь очевидной истиной, слишком хорошо знал правителя города, чтобы заподозрить издевку, однако и на похвалу заданный вопрос никак не походил.
