– Ты говорил, Дравиг, – напомнил Найл, – тебе обидно за предков, которые сражались и умирали, совершали открытия и принимали невыносимые муки, за предшественников, которые потратили столько сил на создание нашей цивилизации. С гибелью вашего рода все их старания окажутся бессмысленными.
– Тебе известен другой выход?.. – Примерно такой фразой можно было бы перевести яркий образ в сознании смертоносца: сквозь внезапный пролом в стене душного и темного каменного мешка пробился солнечный свет.
– В военном деле есть только три способа действий, – покачал головой правитель. – Сражаться, сдаваться или отступать. Я не могу изобрести ничего нового. Если вступить в битву, то смертоносцев перебьют, город захватят, а я уйду жить обратно в пустыню – не хочу становиться чьим-то рабом. Если сдаться, то городу придется существовать по чужим законам, с чужими правителями. Смертоносцу-Повелителю в этом городе места не останется, заветы ваших предков будут отброшены… Да и Посланник Богини окажется тут ни к чему. Нам остается только один путь…
– Нет, – сразу окрысился смертоносец, – мы не можем уйти! Здесь находятся наши самки и дети, наша память, здесь живет Смертоносец-Повелитель. Это наш город!
– Пока ваш, – оборвал его правитель.
Дравиг недовольно умолк. По счастью, даже в гневе старый паук не забывал, что перед ним Посланник Богини.
– Мы живем в странном мире. – Найл присел на подоконник и расслабленно откинулся на оконную раму. – Здесь думают все – люди, пауки, компьютеры, жуки. Все занимаются этим с детства и считают само собой разумеющимся. Мало кто знает, что думать тоже надо уметь.
Начальник охраны Смертоносца-Повелителя прислал гордый импульс согласия.
– Ты только что сообщил мне, почему смертоносцы не могут покинуть город. А теперь ответь, что нужно сделать, чтобы они смогли это сделать.
Как и подозревал Найл, пауки просто не думали об этом – он явственно ощутил изменения в сознании собеседника.
Самок и детей можно просто взять с собой – новорожденные настолько малы, что их веса никто не ощутит, а паучихи даже выносливее самцов. Рабов, чтобы обеспечить переход, выросло достаточно. Созывать пауков не нужно, почти все в городе. Но вот память взять с собой невозможно.
Прошлое смертоносцев хранилось в потаенных пещерах под землей: ветхие тела давних правителей и их помощников лежали под охраной могучих восьмилапых хранителей, которые в случае надобности накачивали покойных живой энергией, вырывая их из потустороннего мира. Время от времени пауки общались с самыми мудрыми и великими из своих предков, узнавая о древнейшей истории рода, спрашивая их совета.
Для смертоносцев это была их история, их гордость – то же, что для людей легенды и былины, книги и мнемокристаллы. Отними – и они, как рабы, станут существами без роду и племени.
– Но зачем тащить предков с собой? – пожал плечами Найл. – Раз они находятся в потаенных пещерах, нужно, наоборот, замаскировать их еще лучше. Обеспечить хранителей пищей и замуровать убежища. Освободим, когда вернемся.
– А если мы не сможем вернуться? – озаботился паук.
– Значит, мы недостойны их памяти, – отрезал правитель, и после недолгих колебаний Дравиг согласился с Посланником Богини.
Оставался Смертоносец-Повелитель.
Он никогда не был реальным существом. Образ властителя восьмилапых создавали объединенные сознания нескольких старых паучьих самок. Они жили в тишине, полумраке и полном покое в самом сердце древнего дворца, под охраной многочисленных пауков и специально выращенных женщин-охранниц, воспитанных в духе самоотверженности и послушания. Трудно себе представить, каким окажется Смертоносец-Повелитель, если паучихи будут открыты всем ветрам и солнцу, всем опасностям далекого путешествия.
– Спроси об этом его самого, – предложил правитель города.
Дравиг застыл на широко расставленных лапах, словно окаменел, и только ветер, пробирающийся через распахнутое окно, легко шевелил коротенькие седые ворсинки, покрывающие его тело.
Прошла минута, другая. Полчаса, час. Два часа. Смертоносец не шевелился.
Правитель успел отсидеть на подоконнике ноги, всласть налюбовавшись лениво бродящими внизу людьми, перегревшимися за день на солнце; побродил перед Дравигом от стены к стене; от души насиделся в затененном уголке. В конце концов от жажды запершило в горле. Найл обошел недвижимого гостя, выглянул в коридор и попросил пробегавшую служанку принести разбавленного вина. Вместо молоденькой девчонки явилась вскоре Джарита – с подносом, уставленным разнообразной снедью. Увидев румяное песочное печенье и хрустких, поджаристых мышек, правитель города ощутил приступ жуткого голода и, промочив для начала горло бокалом вина, принялся уплетать за обе щеки прямо с подноса. Поесть в комнате Найл не мог – смертоносцы не выносят зрелища человеческого насыщения, а уходить от Дравига он не хотел.
В сумраке коридора служанку окружала ясно видимая розовая аура. Поначалу Найл привычно не обращал на нее внимания, пока вдруг не понял: что-то тут не то…
Правитель взял в руки поднос, отступил, окинул девушку внимательным взглядом. Внизу живота разрасталось пока еще совсем небольшое – с ладонь – серебряное пятнышко.
– Джарита… Так ты беременна?
– Почему вы так решили, господин мой?
Служанка, воспитанная еще пауками на детском острове, – как, впрочем, и остальные женщины города пауков, – не знала никаких признаков беременности, кроме изрядно округлившегося живота. Удовольствие от связи с мужчиной и последующее рождение ребенка в ее голове тоже никак не связывались: смертоносцы предпочитали не забивать мозги слуг подобными пустяками. Для человека главное – подчинение, безропотное и бездумное.
Из-за двери донесся шорох.
– Можешь мне поверить, – вернул Найл служанке поднос и вернулся в комнату.
– Смертоносец-Повелитель просил задать тебе вопрос, Посланник Богини, – повернулся к нему Дравиг. – Куда мы собираемся уходить?
Раздумывать тут было не о чем: Найл знал только одно место, помимо самого города, способное прокормить сотни голодных ртов.
– В Дельту.
– Ты собираешься просить о помощи Великую Богиню? – испустил радостный импульс паук.
До сих пор подобная возможность правителю в голову не приходила, тем не менее он кивнул.
* * *
Дом принцессы Мерлью разительно выделялся на фоне окружающей разрухи: уютный двухэтажный особнячок в центре цветущего сквера, отделенного от пыльной улицы невысокой оградкой. Хозяйка сидела за столом, который как раз уместился между холмиком, усыпанным лазоревыми васильками, и прудиком, где цвели три чуть розоватые лилии. Руки откинувшейся в кресле девушки осторожно удерживали ветхий томик с блеклым тиснением «Весенняя война» на потемневшем от времени переплете.
