– Неужели такие красавцы? – громыхнул краб.
– Для людей – да, насколько я понял, – неуверенно произнес любитель Шекспира. – Один лишь Хокенберри действительно похож на заурядного землянина.
– И ты полагаешь… – начал Орфу, но собеседник перебил его:
– Ш-ш-ш-ш-ш! Ахиллес обращается к своим и троянским ратям.
Над полем битвы продолжали сгущаться чернильные тучи.
– Ты понимаешь каждое слово?
– Ну да. Ты снабдил меня отличными словарями. А самые цветистые из проклятий и бранных выражений вообще не требуют перевода.
– И далеко его слышно без громкоговорителя? – съехидничал иониец.
– У нашего героя луженая глотка и стальные легкие. Это я иносказательно. Голос разносится от моря и до стен Трои.
– О чем речь?
– Да, мол, чихал я на вас, Олимпийцы… тра-ля-ля-ля… Дескать, исход войны решит последний бой, которого и жду я всей душой… бла-бла-бла…
– Постой! – вмешался краб. – Прямо так и сказал, как в «Макбете»?
– Нет, это вольный перевод.
– А я уж думал… Сколько у нас осталось?
– Сорок одна минута. Может, тебе… – Манмут осекся.
– Что там опять?
Не успел бесстрашный Ахиллес закончить речь, а Верховный Владыка показался собственной персоной. Быстроногий Пелид умолк. Две сотни тысяч мужчин и один робот разом обратили взоры к небесам над Илионской долиной.
Из клубящегося мрака туч явилась блистающая колесница Зевса, запряженная четверкой прекрасных коней и наверняка окруженная мощным силовым полем.
Тевкр, искусный ахейский лучник, стоявший подле Ахилла с Одиссеем, прицелился и пустил ввысь пернатую стрелу. Та описала широкую дугу и, не долетев до цели, упала в заросли ежевики у подножия утеса.
– ОСМЕЛИЛИСЬ БРОСИТЬ МНЕ ВЫЗОВ? – Голос Кронида сотряс поля, и побережье, и городские стены. – ПОЖИНАЙТЕ ЖЕ ПЛОДЫ СВОЕЙ СПЕСИ!
Колесница поднялась еще выше и помчалась к югу, в направлении горы Ида. Наверное, лишь Манмут с его телескопическим зрением разглядел маленький серебряный шар, сброшенный с неба в полусотне километров от утеса.
– Ложись!!! – переключившись на греческий, взревел моравек на полную громкость. – На землю, кому дорога жизнь! И не смотрите на юг!
Кое-кто повиновался.
Европеец ухватил «поводок» Орфу и бросился к огромному валуну на краю скалы: хоть какое-то укрытие.
Яркая вспышка ослепила тысячи глаз. Поляризующие фильтры капитана подлодки автоматически перескочили с шестой на трехсотую отметку. Манмут продолжал удирать во весь дух. Позади, подобно исполинскому «змею», подпрыгивал на веревочке иониец.
Через несколько секунд с юга накатила ударная волна в виде пыльного смерча и зримых кругов, разбежавшихся по небу. В один миг слабый западный ветер поменял направление и разбушевался до ста кликов в час. Лагерные шатры сорвало с кольев и унесло прочь. Лошади с диким храпом ускакали, оставив своих хозяев на произвол судьбы.
Оглушительный грохот и ударная волна повалили бесчисленные рати наземь – всех, кроме Ахилла и Гектора. Органические внутренности моравека затрепетали, а механические пронзила мощная вибрация. Казалось, сама Земля воет и мечется от ярости. Сотни ахейских и троянских солдат, находившихся за два километра к югу от утеса, полыхнули живыми факелами, взметнулись в воздух и осели серым пеплом на плечи товарищей, что в панике убегали, прикрывая руками головы.
Южная часть илионской стены пошла трещинами и рухнула, увлекая за собой дюжины кричащих мужчин и женщин. Некоторые из деревянных башен охватило пламя, а еще одна – та, с которой Хокенберри наблюдал за прощанием Гектора с Андромахой и сыном, – шумно повалилась на городские улицы.
Два героя продолжали стоять, прижав ладони к лицам, дабы не ослепнуть от вспышки; позади них тянулись черные стометровые тени, а исполинские валуны, веками венчавшие гробницу амазонки Мирины, летели вниз с утеса и без разбора давили солдат обеих армий. Начищенный шлем Приамида по-прежнему сиял на его голове, и только гордый алый гребень из конской гривы оторвало могучим ветром, который последовал за первой ударной волной.
– Что-нибудь случилось? – подал голос Орфу по личному лучу.
– Да, – прошептал Манмут.
– Меня как будто встряхнуло, и панцирь чувствует сильное давление.
– Да, – снова шепнул товарищ.
Если бы он вовремя не привязал ионийца к самому громадному валуну с подветренной стороны скалы, друг уже взорвался бы в верхних слоях атмосферы.
– А в чем, собственно…
– Подожди минутку, – так же тихо отозвался Манмут.
Десятикилометровый атомный гриб выбросил черный дым и тонны радиоактивного мусора в стратосферу. Земля содрогнулась от последующих толчков; на сей раз даже Гектор с Ахиллом преклонили колено, а многих бойцов вообще смело с поля.
Страшная туча выросла, забурлила и вдруг превратилась в суровый бородатый лик Владыки.
– ВОЙНЫ ЗАХОТЕЛИ, СМЕРТНЫЕ? – проревел Зевс, понемногу растворяясь в воздухе. – ВЕЧНЫЕ БОГИ ПОКАЖУТ ВАМ ВОЙНУ!
Просперо носил царственную голубую мантию, расшитую яркими звездами, солнцами, кометами и галактиками. Правая, изборожденная морщинами рука сжимала посох, а левая покоилась на рукописи толщиной в целый фут. Резное кресло с широкими поручнями не совсем напоминало трон, но все же внушало почтение к своему хозяину. Бесстрастный же взор самого волшебника повергал в трепет. Мужчина был почти лыс; остатки белоснежных волос прикрывали уши, ниспадая волнами по плечам на лазурное одеяние. Дряблая старческая шея уже не столь величаво держала голову, как когда-то, зато лицо являло несомненные черты опасного характера: маленькие, холодные (а то и жестокие) глаза, ястребиный нос, тяжелый подбородок, до сих пор не испорченный ни двойной «подкладкой», ни бородавками, и, наконец, тонкие губы, уголки которых тянула кверху едва заметная, вечная усмешка. Естественно, взглядам путешественников предстала всего лишь голограмма.
Ворвавшись в залу, Харман, как и его молодой спутник, первым делом свалился на пол из-за резко возросшего притяжения. Затем он увидел друга спокойно сидящим на стуле без респиратора, скинул свою дыхательную маску, сделал несколько жадных вздохов и доковылял до второго стула.
– Гравитация тут слабая, одна треть земной, – заметил Просперо. – Хотя после месяца, проведенного в невесомости, можно почувствовать себя как на Юпитере.
