Три минуты осталось.
Ева пискнула было про то, что вот у них в Тмутаракани, но не договорила, а показала пальцем на девушку, прошедшую рядом.
— Вань, глянь. Шо у неё на голове колосится?
Вильчевский снисходительно объяснил отставшей от жизни родственнице последнюю новомодную тенденцию, Ева расхихикалась от столичных искусностей, а у Бумажного спина напряглась. Время!
— Пора! Торпедная атака! — сказал так, что родственница сразу поперхнулась смехом.
— Ты чего это? — в нос спросил Вильчевский.
Степан не ответил, он смотрел через евино плечо. К Кремлю подходили люди. Не торопились, не бежали, прогуливающийся шаг, только ясно — это прогулка единого организма. Военные патрули на Красной площади тоже догадались. Но поздно. Патрули-изюм попали в огромный объем теста, потеряв боеспособность. Другое дело, что охранники Спасской башни оказались, не в пример патрулям, выученней. Как только послышался приближающийся шелест тысяч ног, реакция была мгновенной, из караулок по сигналу выбежали солдаты и, выставив перед животами автоматы с примкнутыми штык-ножами, перегородили проход.
— Началось!
— Э, ты чего Ваньку валяешь?! Тут война, ты в курсе, а я за дурашку сойду? Быстро рассказал мне, что тут закуралесилось, у меня в кармане винтовка.
Степан обернулся на ходу.
— Рабочий контроль, Ваня.
Вильчевский догнал его в три прыжка, в одной руке бокал от «Леонардо», другая, наконец, свободная. Родственница с глазастыми грудями, прикрыв ладонями пол-лица, застыв, испуганно смотрела на мерное движение людей вокруг.
У Спасской башни уже собрались, строители, и в молчании стояли перед, ощетинившейся штыками, шеренгой.
Психологи утверждают: если хочешь добиться морального превосходства, делай дело спокойно. Крик и ругань избавляют от стрессового напряжения, но молчание сильнее. Безмолвие организованной массы — жутко.
Через десять минут Кремль был взят в кольцо. План «строителей» не предусматривал никакого насилия. Люди просто стояли, но не просто ждали. Спустя некоторое время должен сработать эффект критической массы. Пока её не было. Зато началась цепная реакция. Весть о блокаде распространилась с необьяснимой скоростью. Скоро среди осаждающих замелькали фантазийные шляпки москвичек, спортивные кепи москвичей, соломенные шляпы пенсионеров, разноцветные сосульки панков, оранжевые форсы рэйверов. Стало шумно и не так что уж особенно страшно.
Степану на месте не стоялось, он пошел по единственно возможному в нарастающей тесноте пути — вдоль кремлевской стены, несущей в себе прах героев. У угловой Арсенальной башни, не имевшей ворот, людей поменьше. Здесь художник увидел леваков в беретах «Че», сцепившихся с экзальтированными уклонистами «Коммунистической платформы». Подумалось: «Заварилось, однако, быстро». У «Вечного огня» обнаружил еще одно стихийное вече. Собрались горячие головы, бунтари всех мастей. Спорщики бубнили одновременно, но Степан уловил предмет их разногласий. Молодая поросль, отражая поверхностное понимание общественных процессов, скатывалась к нигилизму, пыталась навязать старшему поколению типичные формулировки студенческой революции 1968 года; отрицание всех идеологий, борьба заново, методы — террор, насилие, форма борьбы — провокация. Якобы для обострения противоречий. Из этого радикального вздора выходил парадоксальный вывод — превратить любую легальную форму протеста в нелегальную. Иначе: переставить в пАрах: публичная библиотека и публичный дом — существительные — проститутки, наконец, возьмут в руки книжки, а «синие чулки» устроят в библиотеке групповушку.
Степан продвигался дальше, миновал грот, и тут пришло тревожное сообщение, что у Боровицкой, где правительственный въезд, военные попытались прорвать с внешней стороны, от Волхонки, бронетранспортерами кольцо осаждающих. Скоро по головам прикатилось: бронетранспортеры увязли в человеческих телах намертво. Солдаты не решились давить колесами своих сверстников, открыв люки, выбрались на броню и тоже примоднились травяными кепи.
Решил вернуться. Сразу за мавзолеем на трибуне увидел еще одного выступающего. Чтец считывал с бумажки. Приблизившись, услышал плавно-вытекающую речь: «Задержать дыхание, снять головной убор, вынуть шлем-маску из сумки для противогаза и взять так, чтобы большие пальцы были снаружи, а остальные внутри шлема. Приложить её нижнюю часть под подбородок, резким движением руки вверх и назад натянуть шлем-маску на голову так, чтобы не было складок, а очки пришлись против глаз…»
— Иван! Иди сюда. Спецзадание.
Вильчевский передал бумажку соседу дочитывать и спустился с трибуны.
— Сооруженцы трудятся с полной отдачей! Ты знаешь какой сейчас самый жуткий дефицит в Москве? Кепки с травой! Еле достал у маоистов. Стёпка, слушай, нам без пароля не обойтись, такое дело. Пароль — забор крови, ответ — калитка. Пойдет? Ева, я тут! Подь сюда. Знакомься: старший мастер паровозного депо, где произошла авария. Наш парово-оз вперёд лети, в комму-уне остановка.
Ева прыснула и ущипнула родственика.
— Пошли к Спасским. Скоро прорвём.
— Прорвём! Сам мне что предуведомлял? Сиди дома, не высовывайся? Немотствует он. А мне, грубому солдату — закопченные стены, прожженный паркет и так далее, более приличествует мыть посуду опухшими огурцами. Хорошо хоть стакан треснулся!
Сейчас подойти к Кремлю от города практически невозможно. Художники с трудом протиснулись к Спасским воротам между стеной и людьми. «Строители» по-прежнему ждали. На офицера перед шеренгой солдат жалко смотреть. Рожа у него, что бельгийский флаг, три цвета; красное лицо, желтая прокуренная борода и черная сигарка. Сигарку он сунул в бороду на нервной почве. Но зажечь не смел, и потому что не положено на посту, а самое главное, если бы попытался зажечь её трясущимися руками, это было бы поражением.
— Ребяты, какие у вас красивые автоматики! — восхитился Вильчевский.
«Строители» засмеялись, у солдат же потекло по лицам так, что заливало глаза. Некоторые опускали автоматы к брусчатке, но поднимали к поясу снова под затравленным взглядом офицера-бельгийца.
Иван не унимался:
— Ребя, а давайте их забросаем мороженым? Мальчуганам жарко!
— Не провоцируй, — сказал кто-то сзади.
Из-за спин вышел мужчина пятидесяти лет с натянутой кожей пятнадцатилетнего скаута. Повернулся к охранникам, намереваясь обратиться к ним, но не успел. Подскочил офицер.
— Ты кто такой?!
— Зубков Юрий Герасимович, — спокойно ответил Зубков Юрий Герасимович. — Я…
— Молчать! — заорал офицер.
