легкими перегородками на комнаты-клетушки, оказался для нее слишком большим. В качестве полноценной больницы на одного врача-универсала он оказался бы вполне адекватным: кабинет первичного обследования, операционная, кладовая и так далее. Но для жилья он был слишком велик. Именно так она заявила Цукке.
В ответ та заметила, что если некоторые личности совсем жизни не знают и ничего помимо операционных и аудиторий не видели и не представляют, то им и не следует судить о вещах, по скудоумию им недоступных. Дом, по ее мнению, даже дома, в Масарии, мог считаться совсем крошечным. Кухня плюс столовая их старого отеля, ну, или чуть-чуть побольше. По крайней мере, сейчас она, Цукка, перестанет просыпаться по ночам из-за того, что некоторые некультурные девицы спросонья пихают ее в бок острыми локтями да еще и сопят под ухом, как стадо пьяных ежиков.
Вздохнув, Карина покорилась. Она не понимала, что женщины делают в доме и откуда берутся занавесочки, покрывала, шнурочки, коврики и тому подобные предметы обихода, по большей части в местных домах отсутствующие. По крайней мере, по ее представлениям. Она попыталась помогать, но ее вмешательство лишь усугубило сумятицу. Женщины при ее появлении бросали работать и беспрерывно кланялись, так что в конце концов Цукка решительно усадила ее на деревянный топчан в углу одной из клетушек – прямо под тускло мерцающим огоньком местного долгоиграющего мини-факела – и строго приказала сидеть и не вставать. Сама она вместе с Тэйсэй устремилась прямо в самую стихию домоустройства, где, казалось, чувствовала себя вполне комфортно.
Уже пару минут спустя Карина с изумлением почувствовала, что несмотря на довольно раннюю пору и окружающий галдеж глаза слипаются так, что веки приходится поддерживать пальцами. Тяжелая гнетущая усталость навалилась на нее, клоня к земле. Похоже, сегодняшнее приключение для нее оказалось слишком выматывающим – не столько физически, сколько психологически. Она вяло подумала, что неплохо бы заняться вечерней тренировкой – вот только полежит совсем немножко…
Уснула она мгновенно, в тот же миг, когда вытянулась на кровати.
Наутро она проснулась рано. В затянутое листом сетчатой пальмы окно Большого Дома сочился серо-глухой предутренний свет. Она чувствовала себя на удивление выспавшейся и отдохнувшей. Выбравшись из-под покрывала – оказывается, вечером ее раздели и закутали, а она даже ничего не почувствовала! – она влезла в платье и натянула гунки, чтобы отправиться в «клинику» и там, в тишине и покое, размяться и позаниматься техниками. В который раз она пожалела о гибели песчаного бережка, такого удобного и для упражнений, и для последующего купания! А теперь после занятий ей, потной и разгоряченной, приходится снова напяливать повседневную одежду и тащиться до речки по кочковатой тропе. Интересно, как отнесутся местные к тому, что она станет ходить на речку голой? Ну, хотя бы в набедренной повязке. Ведь она же теперь Избранная Дочь. Распространяются ли на избранных дочерей общие правила приличия? Господин Мамай же сказал вчера, что для нее вовсе не неприлично ходить с открытой головой…
Охнув, она замерла. Она как раз вышла из двери дома, возле которой дежурили два мужчины, глубоко ей поклонившиеся, и теперь растерянно переводила взгляд с одного охранника на другого. События предыдущего дня ясно и отчетливо всплыли у нее в голове, и она тихо застонала, взявшись за голову. Ну как же. Да уж, Избранная Дочь, никак не меньше! Теперь у нее еще и персональная охрана. Определенно, Панариши следует оторвать голову. Или тогда он станет мучеником, и его слова обретут особый вес?
Отогнав соблазнительные фантазии, в которых она ме-е-едленно выжигала шаману нервные узлы и отрывала руки и ноги, она двинулась в сторону «клиники». К ее несказанному облегчению мужчины за ней не пошли, оставшись караулить дом. Она радовалась целых две минуты – пока не увидела, что еще два сторожа, присев на корточки, дежурят у «клиники». На их поясах висели здоровенные ножи в потертых деревянных ножнах. Мужчины вскочили и склонились перед ней.
– Э-э-э… доброе утро, – остроумно высказалась Карина. – Господа… э-э-э… вы тут очередь заняли? Прием начнется через два часа, не раньше.
– Мы охраняем больницу, сама Карина, – почтительно заявил один из охранников. – Сан Панариши приказал, и старейшины согласились. Вчера мужчины тянули камешки из мешка, и нам выпала честь дежурить сегодня до обеда.
– И от кого вы намерены меня охранять? – подавленно поинтересовалась самая обескураженная из всех Избранных Дочерей мира. – У солдат Дракона автоматы, а от остальных я сумею защититься и сама.
– А если кто-то попытается пройти без очереди? – осведомился мужчина. – Сама Карина, ты ведь не хочешь лично выгонять его из больницы и слушать скандалы женщин? Еще сан Панариши сказал, что нужно сделать ре-ги-стра-ту-ру, но не сейчас, а попозже. Ты слишком занята, чтобы отвлекаться на мелочи.
Карина только махнула рукой. Все. Теперь она идол. Ей поклоняются, и ее мнение мало кого интересует. Ну, пусть только Панариши появится ей на глаза!
Чуть позже ее настроение слегка поднялось. Господин Шаттах пожертвовал «клинике» большие настенные часы – самые настоящие механические, с большим отверстием для заводного ключа. Часы принес гордый Матса в сопровождении Тэйсэй и небольшой толпы ребятишек помладше. Карина надрезала один из опорных столбов и вместе с Цуккой торжественно привесила к нему ходики. Теперь она, по крайней мере, могла работать по четкому расписанию.
Однако за весь день данное событие оказалось единственным светлым пятном.
В очередной раз Панариши заявился к ней во время послеобеденного приема. На сей раз Карине пришлось столкнуться с ситуацией, которая почти довела ее до нервного срыва. Пациента, пожилого (по местным меркам) мужчину, его сын притащил на закорках из деревни, название которой у нее в голове не задержалось в том числе и из-за того, что оба практически не говорили на общем. Притащил – потому что ходить самостоятельно тот уже не мог. На его правой голени под толстым слоем отвратительно пахнущих тряпок обнаружилась чудовищных размеров трофическая язва, из которой сочился кровянистый экссудат. Карина при помощи Тамши (Цукка при виде язвы позеленела и побыстрее отошла подальше, с трудом сдерживая тошноту) отмыла больное место от гноя и остатков какой-то мази и вдоволь налюбовалась зрелищем струпа, окруженного обширными фиолетовыми пигментированными пятнами. Затем она бессильно села на скамью, с трудом удержавшись от того, чтобы обхватить голову руками. Она интересовалась сосудистой хирургией – поверхностно, просто ради расширения кругозора, но никогда не специализировалась в ней и даже ни разу не участвовала в операциях. На ее дилетантский взгляд, основной причиной язвы являлась классическое нарушение венозного кровообращения из-за проблем с клапанами сосудов.
