В тенях монаху чудились ухмыляющиеся лица горгулий, невидимые копыта преследовали его в зарослях деревьев и вдоль тенистых изгибов дороги. Под косыми лучами умирающего полудня тени удлинились, и казалось, что лес, затаив дыхание, внимает шумному и скрытому от глаз шествию безымянных созданий. Тем не менее на протяжении миль брат Амвросий не встретил посреди летнего леса ни птицы, ни зверя, ни ползучего гада.
Мысли монаха с пугающей настойчивостью возвращались к Азедараку, который представлялся ему в виде громадной фигуры Антихриста, вздымающего черные крыла из пылающей бездны преисподней. И снова он видел перед собою склеп под епископским дворцом, где однажды ночью стал свидетелем омерзительной сцены, узрев епископа в клубах дыма богомерзких курильниц, который мешался с сернистыми и смоляными адскими испарениями; сквозь испарения виднелись похотливо раскачивающиеся конечности, взбухающие и растворяющиеся черты мерзких чудовищных созданий… Вспоминая их, брат Амвросий снова испытывал доадамов трепет при виде похотливой Лилит, содрогался от трансгалактического ужаса, взирая на демона Содагуи и непостижимое уродство твари, известной колдунам Аверуани как Йог-Сотот…
Как сильны и зловредны эти древние демоны, думал монах, что умудрились поместить своего слугу Азедарака в самое сердце церкви, позволив занять положение столь сакральное и священное. Девять лет порочный прелат неоспоримо занимал высокий пост, ни разу никем не заподозренный, и оскорблял епископский сан безбожием, достойным язычников. Затем до архиепископа Клемента кружным путем дошли анонимные слухи, которые даже он не осмеливался повторить вслух; и молодой бенедиктинец Амвросий, племянник архиепископа, был отряжен тайно исследовать гнойную мерзость, угрожавшую единству церкви. И только тогда все вспомнили, как мало им известно о прошлом Азедарака, как незначительны его заслуги – едва ли они позволяли ему претендовать на сан священника, не говоря уже о карьере епископа; и как незаметно и незаслуженно он сумел втереться в доверие. Тогда-то и стало ясно, что тут не обошлось без очень сильного колдовства.
Амвросий с тревогой гадал, обнаружил ли Азедарак отсутствие книги среди служебников, оскверненных нечестивым соседством. Еще большее беспокойство рождала мысль о том, как поступит колдун, узнав о пропаже, и как скоро свяжет ее с отъездом гостя.
Здесь размышления Амвросия были прерваны топотом копыт, приближавшимся сзади. Едва ли появление кентавра из языческих лесных глубин испугало бы монаха сильнее; он тревожно глянул через плечо на приближающегося всадника. На прекрасном черном коне с богатой сбруей Амвросия догонял мужчина с густой бородой – судя по пышности наряда, дворянин или придворный. Вежливо кивнув, он обогнал Амвросия, как будто занятый своими мыслями. Монах облегченно вздохнул, хотя испытал странное чувство, будто уже видел, при обстоятельствах, которых не мог вспомнить, эти узкие глазки и острый профиль, так не вязавшиеся с окладистой бородой. Впрочем, он был более или менее уверен, что в Ксиме этого человека не встречал.
Вскоре всадник исчез за поворотом под раскидистыми лесными кронами, и Амвросий вновь обратился к священному ужасу своих благочестивых размышлений.
И тут ему показалось, что солнце покатилось за горизонт с пугающей быстротой. Непорочность небес не омрачалась ни единым облачком, от земли не поднималось испарений, однако лес внезапно окутало необъяснимым сумраком, который наползал со всех сторон. В сумраке стволы деревьев причудливым образом искажались, а листва принимала неестественные и пугающие формы. Амвросию чудилось, что тишина вокруг подобна хрупкой оболочке, сквозь которую в любое мгновение прорвется грубое бормотание демонов, – так, нарушая гладкость речных вод, на поверхность всплывает омерзительный утопленный предмет.
С большим облегчением Амвросий вспомнил о придорожной таверне неподалеку, именуемой «Отрадой путника». Здесь, поскольку он преодолел чуть более половины пути, монах решил заночевать.
Спустя минуту показались огни. Благодать и золотистое сияние, исходившее от таверны, казалось, прогнали лесную тень, что его преследовала, и Амвросий вступил во двор с таким чувством, будто за ним гналась орда нежити.
Препоручив ослика заботам конюха, Амвросий вошел в таверну, где монаха с должным почтением к его сутане приветствовал обходительный крепыш, хозяин таверны. Получив уверения, что к его услугам все, чего он пожелает, Амвросий уселся за один из столов, где посетители ждали ужина.
Среди них Амвросий узнал бородатого всадника, который час назад обогнал его в лесу. Бородач сидел в стороне от прочих. Остальные посетители – парочка купцов, стряпчий и двое солдат – отнеслись к появлению монаха с должным уважением, но бородатый всадник этим не ограничился: он встал, подошел к Амвросию и принялся всячески его улещивать.
– Не хотите ли составить мне компанию, господин монах? – спросил он хриплым и вкрадчивым голосом, который, как и волчий профиль, показался Амвросию смутно знакомым, хотя и решительно неопознаваемым. – Сеньор де Эмо из Турени, к вашим услугам, – продолжил тот. – Вероятно, мы путешествуем по одной дороге и в одном направлении. Я направляюсь в кафедральный город Вион. А вы?
Несмотря на смутное беспокойство и легкую подозрительность, Амвросий не решился отклонить приглашение. Он ответил, что действительно едет в Вион. Новый знакомец ему не понравился – свет свечей в узких щелках глаз этого бородача отражался коварным блеском, а в манерах было что-то приторное, если не сказать льстивое. Однако это был не повод отказывать ему в любезности, тем более что приглашение, казалось, исходило от чистого сердца. И монах присоединился к новому знакомцу за отдельным столом.
– Я вижу, вы бенедиктинец, – заметил сеньор, разглядывая монаха со странной, скрытой иронией. – Я всегда относился с уважением к вашему славному и почтенному ордену. Могу я спросить, как ваше имя?
Амвросий со странной неохотой ответил на вопрос.
– Итак, брат Амвросий, – сказал сеньор, – пока мы ждем ужина, предлагаю выпить красного аверуанского вина за ваше здоровье и процветание ордена бенедиктинцев. Нет ничего лучше, чем пригубить вина после долгого пути, а равно и перед, а не только после хорошей трапезы.
Амвросий против воли согласился. С каждой минутой его необъяснимая неприязнь к новому знакомцу росла. Ему казалось, он различает в этом приторном урчании скрытую угрозу, а в глазах под полуприкрытыми веками притаилась злоба. Все это время монаха терзали смутные воспоминания. Не встречал ли он своего собеседника все-таки в Ксиме? Не был ли самозваный сеньор приспешником Азедарака?
Тот, пока суд да дело, заказал вино, не погнушавшись встать из-за стола, чтобы переговорить с хозяином таверны, и настояв на том, чтобы самолично спуститься в погреб. Амвросий заметил, какое почтение другие посетители таверны выказывали его собутыльнику, обращаясь к этому последнему по имени, и немного приободрился. А когда трактирщик в сопровождении сеньора де Эмо вернулся с двумя глиняными кувшинами, монаху практически удалось выбросить смутные страхи и подозрения из головы.
На столе появились
