А вот и явно детские шортики и маечка. Их обладателю было лет шесть-семь, не больше. На майке — олимпийский мишка. Привет из 1980. Сейчас этот ребенок годился бы Евгению если не в отцы, то по крайней мере в дяди…
Что же все-таки стало со всеми этими людьми?! Они явно не могли жить здесь все вместе — просто не поместились бы, да и прибывали сюда, судя по всему, в разные годы. Почему же их одежда свалена здесь, словно… Евгений понял, что ему это напоминает: кинохронику из концлагерей. Но нет, та машина смерти работала аккуратно и педантично, мужские, женские и детские вещи рассортировывались по отдельности, а здесь — все в кучу, и куча эта явно не в лучшем состоянии. Может быть, эти люди — испуганные, растерянные, сходящие с ума от неизвестности, после долгих блужданий по кошмарному лесу выходили к этой избушке, обнаруживали, что она пуста, радостно селились в ней, а спустя какое-то время…
Евгению так явственно представились его собственные джинсы и рубашка наверху этой груды, что он замотал головой, отгоняя наваждение. Может, на самом деле это никакая и не избушка вовсе… «Приходите ко мне в гости, мухе говорил паук…» Кстати, то, что осталось от рогатого, кем бы он ни был, как раз похоже на шкурки высосанных пауком насекомых…
Да нет, Алиса живет здесь уже давно, и ничего!
Да, но кто такая Алиса? Что он о ней знает? С чего он взял, что она такая же, как и он сам, жертва, провалившаяся в этот мир — или в это «место», как она выразилась? Только с ее слов — да и те, по сути, он подсказал ей сам, она лишь соглашалась… При этом покидать «место» она не хочет, человеческой речью владеет не ахти (ладно бы — только русским языком, но английского она вообще не знает, даже на уровне школьной программы, а много ли таких среди нынешнего молодого поколения?)… псина эта ее — нет на земле таких пород собак, это явно что-то демоническое…
Стоп, стоп. Не бывает никаких демонов. У всего есть — обязано быть! — рациональное объяснение. Даже у этого ненормального леса, куда ведут нержавеющие рельсы без запаха…
А что, если Алиса здесь просто гораздо дольше, чем он подумал поначалу? Он исходил из ее цивилизованной современной одежды — пусть не новой и давно не стиранной, но все же не успевшей превратиться в жалкие лохмотья, что непременно произошло бы за многие годы. Но если здесь такой склад старых шмоток, то это вполне могут быть не ее вещи. Кстати, и впрямь похоже на то — сидят они на ней довольно-таки мешковато. Может быть, она попала сюда маленькой девочкой… а то и вообще здесь родилась! Раз сюда проваливаются как мужчины, так и женщины, вполне логично, если со временем рождаются дети… Ее родители, допустим, погибли. Или «ушли» — она убеждена, что это не одно и то же, но, может быть, это просто ни на чем не основанная вера. Ушли и не вернулись, да… Пожалуй, это неплохо объясняет все странности в поведении Алисы.
Правда, противоречит ее собственным словам о том, как она оказалась здесь. Спишем на непонимание? Но откуда тогда взялся Антон? Или она все-таки попала сюда девочкой, когда гуляла с маленьким щеночком? А что, если Антон вообще… местный? Какие-то из здешних тварей поддаются приручению?
Вопросы, вопросы… Ладно, пока она не вернулась, информацию можно извлечь только из этой кучи тряпья. Евгений принялся тщательно обследовать карманы чужой одежды в надежде обнаружить если не дневник с подробным описанием событий, то хотя бы что-то полезное. Зажигалку, перочинный нож… Несколько раз его сердце принималось биться учащенно, когда его пальцы нащупывали то спичечный коробок, то записную книжку. Но увы — коробок оказался пуст, а из записной книжки вырвали все листы. Осталась лишь обложка с тиснением «1959». Обнаружилось также еще несколько бесполезных предметов — пустая пачка из-под папирос «Беломорканал», ржавые ключи от неизвестной квартиры, разные билеты — два в кинотеатр «Зенит» на 21:00 (так и оставшиеся неиспользованными), некоторое количество трамвайных (один — со «счастливым» номером, машинально отметил Дракин; впрочем, едва ли эта поездка принесла счастье тому пассажиру) и один комсомольский, на имя Викторкина Виталия, выданный в мае 1991 года (надо же, под самый конец вступил, удивился Евгений).
Поразмыслив, Дракин понял, что зря надеялся найти что-то более ценное. Очевидно, он далеко не первый, кто роется в этой груде. Все, что не успели или не смогли использовать сами хозяева, забрали пришедшие сюда следом. И это касается не только спичек, бумага им тоже на что-то сгодилась, неважно, исписанная или нет. В качестве туалетной, что ли? Листки из записной книжки для этого мелковаты — хотя, наверное, можно наловчиться, если альтернатива — подтираться лопухом. И еще неизвестно, какие здешние «лопухи» можно для этой цели использовать, не рискуя, в самом буквальном смысле, собственной задницей. Или еще вариант — на самокрутки… может быть, курильщики находят здесь себе какую-то замену табаку. В любом случае, если кто и оставлял после себя записи, дальнейшая судьба этих сокровищ знания была печальной.
И ни гипотетическим исследователям, ни равнодушным вандалам ничего не помогло. От всех осталась только вот эта куча грязных рваных шмоток.
А может, все не так трагично? Может, эти вещи просто выбросили потому, что они износились? Но почему их оставляли в доме? В надежде использовать ткань, сшить из рванья что-то новое? Не заметно, чтобы такие попытки делались…
Какие еще можно сделать выводы? Совсем нет зимней одежды. Вероятно, исчезновения всегда происходят летом. Нижнего белья тоже нет — ну это понятно, чужими трусами все брезгуют и не хранят их… Обуви обнаружилось всего две пары — детские сандалики и кроссовки 45-го размера, плюс непарная женская туфля со сломанным каблуком. Кроссовки Евгений осмотрел внимательней — хотя они тоже были грязными и поношенными, вид у них был вполне современный. Ага, made in China — ну кто бы сомневался… нет, это не советское наследие, этот большеногий парень попал сюда недавно… и где он теперь? Так или иначе, когда развалятся сандалии, его обувью можно будет воспользоваться. Алисе она слишком велика, а для Евгения лишь на пару размеров больше, чем надо. Правда, сколько прослужит эта китайщина, тоже большой вопрос…
Я не собираюсь тут застревать, сказал себе Дракин. Упрошу Алису, чтобы сегодня же… нет, уже, наверное, поздно… завтра же с утра проводила меня к рельсам, и пойду туда, откуда приехал…
Ага. Можно подумать, что все, от кого осталось это барахло, не пытались проделать то же самое.
Давно уже растущий дискомфорт внизу живота оторвал Евгения от мрачных размышлений и заставил его вновь выбраться наружу, мысленно сетуя на несовершенство человеческого организма, способного страдать от жажды и прямо противоположной потребности одновременно. Никаких «удобств» ни внутри помещения, ни даже «во дворе» предусмотрено не было. Самым разумным было бы, видимо, мочиться прямо посреди поляны, где ни одна тварь не подберется незамеченной, но рефлекс цивилизованного человека погнал Дракина к ближайшим деревьям.
Ему повезло — никакое порождение леса не попыталось напасть на него в столь неподходящий момент. Правда, когда Евгений уже застегивался, у него заело молнию на джинсах, и он, чертыхаясь, провозился с ней несколько минут. Затем все же совладал с ширинкой и направился к хижине.
Кем-кем, а следопытом в своей предыдущей жизни Дракин точно не был. Поэтому не обратил никакого внимания на примятую перед входом траву и, уже почти привычным жестом отдернув кожу рогатого, полез внутрь.
И тут же оторопело застыл в раскоряченной позе — одна нога внутри, другая снаружи. Алиса была уже там, она сидела на земляном полу, опустив голову, и увлеченно ковырялась перочинным ножом в обезглавленном теле ребенка лет четырех. Антон сидел рядом, преданно глядя на хозяйку в ожидании своей доли. Дракина он, бесспорно, учуял, но никак не прореагировал, очевидно, уже числя «своим».
Евгений издал какой-то хриплый горловой звук. Алиса спокойно подняла на него взгляд. Ее губы и подбородок были перемазаны свежей кровью.
