— То, как вы произнесли слово «Харконнен», — сказала она. — Даже голос моего герцога не таит в себе столько злобы, когда он произносит это ненавистное имя. Я не знала, что у вас есть причины ненавидеть их, Веллингтон.
«Великая мать! — подумал он. — Я возбудил в ней подозрения. Теперь мне придется пустить в ход один из трех трюков, которым меня научила моя Ванна. Есть лишь одно решение: раскрыть ту часть правды, которую можно раскрыть».
— Вы же знаете, что моя жена, моя Ванна… — Ком, вставший в его горле, мешал ему говорить. — Они… — Слова не шли. Он закрыл глаза и стоял так до тех пор, пока женская рука не коснулась мягко его ладони.
— Простите меня, — сказала Джессика, — я не хотела бередить старую рану.
И она подумала: «Эти животные! Его жена явно была Бене Гессерит. И Харконнены, судя по всему, убили ее. Еще одна бедная жертва, занесенная на Арраки ветром мщения».
— Простите меня, я не могу об этом говорить. — Уйе открыл глаза, стараясь придать своему лицу скорбное выражение. Это, по крайней мере, было ему нетрудно.
Джессика изучающе смотрела на доктора: темный блеск миндалевидных глаз, квадратный подбородок, преждевременные морщины… Джессику охватила глубокая жалость к нему.
— Веллингтон, я очень сожалею, что мы привезли вас в это опасное место, — сказала она.
— Я приехал сюда по своей воле, — вздохнул он, и это тоже было правдой.
— Но эта планета — ловушка Харконненов. Вы должны это знать.
— Чтобы поймать герцога Лето, нужно нечто большее, нежели ловушка, — сказал он, и это тоже было правдой.
«Возможно, мне следовало бы быть более откровенной с ним, — подумала она. — Он блестящий тактик».
— Мы с корнем вырваны из своей почвы, — вздохнул он. — Вот почему нам так трудно.
— Зато очень легко погубить вырванное с корнем растение, — подхватила она. — Особенно, если оно пересажено на враждебную почву.
— Вы уверены в том, что почва враждебная?
— Когда станет известно, какое количество людей привез с собой герцог Лето, начнется водный бунт, который прекратится только тогда, когда люди узнают, что мы установили новые водяные установки.
— Здесь есть ровно столько воды, сколько нужно для поддержания человеческой жизни, — сказал он. — Люди знают, что если это ограниченное количество воды будет распределяться между увеличивающимся населением, то цены на нее поднимутся и самые бедные умрут. Но герцог разрешит эту проблему. По-моему, не следует рассматривать возможные восстания как выражение враждебности к новой власти на Арраки.
— А охрана? — возразила она. — Везде охрана и защитные поля. На Каладане мы так не жили.
— Дайте шанс этой планете!
Взгляд Джессики, однако, оставался по-прежнему пристальным и твердым.
— Я чувствую здесь запах смерти, — Джессика вся съежилась.
— Хават готовил наш приезд, заранее наводнив планету своими агентами. Такие баснословные расходы трудно объяснить — мой герцог не привык швыряться деньгами. Я уж не говорю о взятках высокопоставленным лицам. — Она покачала головой. — Смерть и обман — вот верные спутники Зуфира Хавата.
— Вы злословите.
— Злословлю? Это, скорее, похвала. Смерть и обман — единственная здесь надежда. Я лишь не обманываю себя насчет методов Зуфира.
— Вам следует… чем-нибудь заняться, — сказал он. — Не оставляйте себе времени для подобных страхов.
— Вы знаете, в чем состоит мое основное занятие, Веллингтон? Я секретарша герцога, и я занята тем, что каждый день узнаю новые факты, заставляющие меня бояться… факты, о которых он даже не подозревает. — Она сжала губы и понизила голос: — Иногда я думаю, что его судьба сложилась бы иначе, если бы я не была Бене Гессерит.
— Что вы имеете в виду? — Он поймал себя на том, что горечь, прозвучавшая в словах леди Джессики, взволновала его, вызвав в нем сострадание — чувство, которого он никогда не замечал в себе раньше.
— Не думаете ли вы, Веллингтон, что любая другая секретарша находится в большей безопасности, чем я? — напрямую спросила Бене Гессерит.
— Это не слишком честная мысль, Джессика. — Упрек прозвучал вполне естественно. Относительно чувств, испытываемых герцогом к своей наложнице, не было никаких сомнений. Стоило лишь проследить за тем, как он провожает ее взглядом. Она вздохнула.
— Вы правы. — Она снова обхватила себя руками, чувствуя прикосновение к коже крисножа, и это оружие лишний раз напомнило ей о страшном будущем, ожидающем ее и ее семью.
— Кровопролитие неизбежно, — сказала она. — Харконнены не успокоятся до тех пор, пока не погибнут сами или не уничтожат герцога. Барон не сможет простить герцогу Лето, что в его жилах течет королевская кровь. Степень родства ему не важна. Но сильнее всего его сознание отравляет то, что Атридесы изгнали Харконненов за трусость после Корринской битвы.
— Старая кровная вражда, — пробормотал Уйе и на мгновение почувствовал ледяной укол ненависти. Чужая кровная вражда загнала его в ловушку, убила его Ванну или, что еще хуже, обрекла ее на мучения у Харконненов. Старая вражда двух домов загнала в мышеловку его, Уйе, а приманкой послужила семья герцога. По иронии судьбы весь этот ужас должен был достичь апогея здесь, на Арраки, единственном источнике меланжа во Вселенной, меланжа, являющегося продолжателем жизни.
— О чем вы думаете? — спросила она.
— Я думаю о том, что сейчас на свободном рынке декаграмм спайса продается за шестьсот двадцать тысяч солариев. Это целое состояние.
— В вас проснулась жадность, Веллингтон?
— Это не жадность.
— Тогда что же? Он пожал плечами:
— Сознание своей бесполезности. — Он посмотрел на нее в упор: — Вы можете вспомнить свое первое вкусовое ощущение от спайса?
— У него был вкус корицы.
— Но он никогда не повторяется дважды. Он — как жизнь: каждый раз, когда его пробуешь, он предстает в другом качестве. Некоторые же придерживаются мнения, что спайс дает реакцию на знакомый вкус.
— Думаю, что для нас сейчас было бы гораздо полезнее не о спайсе рассуждать, а как можно скорее бежать за пределы империи, — сказала она.
Уйе поймал себя на том, что больше не слушает Джессику: сосредоточившись на произнесенных ею словах, он задавал себе один и тот же вопрос: «Почему она не заставила меня это сделать? Она могла бы заставить меня сделать решительно все».
Быстро сменив тему разговора, он спросил:
— Не сочтите это за дерзость с моей стороны, Джессика, но не могу ли я задать вам один вопрос?
Она, будто почувствовав внезапно возникшую тревогу, прижалась к краю окна.
