— Доктор Брайс? — произнёс он с французским акцентом.
Брайс внезапно развеселился.
— Месье Бриннар? — спросил он в ответ, протягивая руку. — Enchante[27].
Человек пожал протянутую руку, слегка приподняв брови.
— Soyez le bienvenu. Monsieur le Docteur. Monsieur Newton vous attend. Alors…[28]
У Брайса перехватило дыхание.
— Ньютон хочет видеть меня?
— Да. Я провожу вас.
В доме Брайс был встречен тремя кошками, которые уставились на него, оторвавшись от своих игр. Кажется, это были обычные уличные бродяжки, разве что хорошо откормленные. К появлению Брайса они отнеслись с пренебрежением. Он не любил кошек. Француз молча провёл его через гостиную и вверх по лестнице, покрытой тяжёлым ковром. На стенах висели картины — странные, дорогие на вид полотна незнакомых Брайсу художников. Лестница была очень широкой и загибалась дугой. Брайс отметил, что она оснащена одним из этих моторизированных сидений, которые могли ездить вверх и вниз по перилам. Сейчас оно было сложено. Может быть, Ньютон — инвалид? Казалось, дом пуст, в нём нет никого, кроме самого Брайса, Бриннара и кошек. Брайс оглянулся: кошки всё ещё таращили на него свои круглые, нахальные, любопытные глаза.
В конце лестницы был холл, а в его конце — дверь, которая, очевидно, вела в комнату Ньютона. Дверь открылась, и оттуда вышла полная женщина с очень грустным лицом. На ней был передник. Она подошла к Брайсу, взглянула на него и сказала:
— Вы, наверное, профессор Брайс. — У неё был приятный хрипловатый голос с сочным деревенским выговором.
Брайс кивнул, и она проводила его до двери. Он вошёл один, чувствуя, к своему смущению, что дыхание у него сбилось, а ноги стали словно ватные.
В громадной комнате было холодно. От большого, почти непрозрачного эркера, смотрящего на озеро, исходил слабый свет. Казалось, вся комната заставлена разноцветной мебелью озадачивающих оттенков: когда глаза Брайса привыкли к тусклому желтоватому свету, громоздкие силуэты диванов, письменного стола и журнальных столиков окрасились в голубые, серые и блёкло-оранжевые тона. С дальней стены на него смотрели две картины: гравюра с изображением огромной птицы — цапли или журавля — и выразительная абстракция в манере Клее[29]. Может быть, это и был Клее. Эти две картины плохо сочетались друг с другом. В углу стояла большая птичья клетка, в которой дремал пурпурно-красный попугай. И, наконец, в комнате был человек — высокий, худой. Опираясь на трость, он медленно направился к Брайсу. Лица его нельзя было разглядеть.
— Профессор Брайс? — Голос оказался чистым, приятным, с лёгким акцентом.
— Да. А вы… мистер Ньютон?
— Совершенно верно. Почему бы нам не присесть и не поговорить немного?
Брайс сел, и они несколько минут побеседовали. Ньютон оказался простым и приятным в общении, может быть, с несколько чересчур обходительными манерами, но без тени навязчивости или рисовки. В нём было немало естественного достоинства, и он увлечённо и с пониманием рассказал о картине, которую упомянул Брайс, — всё-таки это был Клее. Говоря о ней, он на минуту встал, чтобы указать на какую-то деталь, и Брайс впервые как следует рассмотрел его лицо. Это было красивое лицо, с тонкими, почти женскими, чертами и с каким-то непонятным выражением. Тотчас же к Брайсу с новой силой вернулась абсурдная мысль, с которой он забавлялся уже больше года. Он смотрел на странного высокого человека, в тусклом свете указывающего изящным пальцем на мрачную, сотканную из нервных изломанных линий картину, и на миг эта мысль показалась ему не такой уж абсурдной. И всё же она была таковой, — и когда Ньютон, улыбаясь, повернулся к нему и сказал: «Не выпить ли нам чего-нибудь, профессор Брайс?», иллюзия рассеялась без следа, и логика вновь взяла верх. Бывают на свете люди и более странной наружности, бывали на земле и прежде гениальные изобретатели.
— С удовольствием, — отозвался Брайс и добавил: — Я понимаю, что вы очень занятой человек.
— Вовсе нет. — Ньютон слегка улыбнулся и подошёл к двери. — По крайней мере, не сегодня. Что вы предпочитаете?
— Скотч. — Брайс чуть было не добавил: «Если у вас есть», но поправился. Уж у Ньютона-то наверняка есть скотч. — Скотч с водой.
Вместо того чтобы нажать на кнопку или ударить в гонг — в этом доме ударить в гонг было бы вполне к месту, — Ньютон просто открыл дверь и крикнул:
— Бетти Джо! — и когда она отозвалась, попросил: — Принеси профессору Брайсу скотч с водой и льдом. А мне мой джин с тоником. — Он закрыл дверь и вернулся в своё кресло. — Я лишь недавно приобщился к джину, — сказал он.
При мысли о джине с тоником Брайс внутренне передёрнулся.
— Итак, профессор Брайс, что вы думаете о нашей стройке? Я полагаю, вы заметили всё это… оживление, когда вышли из самолёта?
Брайс откинулся в кресле, почувствовав себя более непринуждённо. Ньютон был очень любезен, казалось, он искренне заинтересован в том, что скажет собеседник.
— Да, конечно. Всё это выглядит весьма любопытно. Но, по правде говоря, я не знаю, что вы здесь строите.
Ньютон пристально посмотрел на него, а затем рассмеялся.
— Разве Оливер не рассказал вам об этом в Нью-Йорке?
Брайс покачал головой.
— Оливер умеет хранить тайны. Правда, я никогда не просил его быть настолько скрытным. — Ньютон улыбнулся, и Брайс впервые почувствовал, что эта улыбка вызывает в нём смутное беспокойство, хотя точно не мог сказать, что его тревожит. — Возможно, именно поэтому вы добивались встречи со мной?
Очевидно, он сказал это не всерьёз.
— Может быть, — подыграл ему Брайс. — Но у меня были и другие причины.
— Да. — Ньютон собирался что-то сказать, но умолк, когда открылась дверь и вошла Бетти Джо, неся на подносе бутылки и графины. На этот раз Брайс присмотрелся к ней повнимательнее. Это была довольно миловидная женщина средних лет, вроде тех, кого можно встретить на дневном концерте или в бридж-клубе. Тем не менее, лицо её не было ни пустым, ни глупым. В нём была теплота, а лёгкие морщинки вокруг глаз и в уголках полных губ указывали на добрый и весёлый нрав. Но в качестве единственной прислуги миллионера она была несколько не к месту. Она ничего не сказала, а просто поставила напитки и ушла. Когда она проходила мимо Брайса, он опешил, ощутив смешанный запах алкоголя и духов, который ни с чем нельзя спутать.
Бутылка скотча оказалась открытой, и Брайс, слегка недоумевая, сам смешал себе напиток. Стало быть, вот как учёные-миллионеры ведут дела? Просят подать виски, и полупьяная служанка приносит целую бутылку? Что ж, возможно, это самый лучший способ. Они оба молча наполнили стаканы, и, пригубив свой, Ньютон неожиданно произнёс:
