10
Следующие полгода Брайс был занят так, как никогда ещё в своей жизни. С той минуты, как Бриннар проводил его к выходу из большого дома и направил в исследовательские лаборатории по другую сторону озера, он с совершенно чуждой ему готовностью и рвением погрузился в выполнение разнообразных задач, которые ставил перед ним Ньютон. Нужно было подобрать и усовершенствовать сплавы, провести бессчётное число опытов, найти образцы пластмасс, металлов, смол и керамик, которые бы безупречно отвечали заданным значениям устойчивости к высоким температурам и кислотам. Это было именно то, чему Брайса учили, и он очень быстро втянулся в работу. В его распоряжении было четырнадцать подчинённых, огромный алюминиевый ангар с лабораториями, почти неограниченный бюджет, личный домик на четыре комнаты и карт-бланш — которым он ни разу не воспользовался — на полёты в Луисвилл, Чикаго и Нью-Йорк. Конечно же, не обходилось и без треволнений и путаницы — особенно это касалось своевременной доставки нужного оборудования и материалов, или вспыхивающих время от времени мелких ссор между его подчинёнными. Но даже из-за этих неурядиц работа никогда не останавливалась полностью — настолько она была многогранна. Брайс был если не счастлив, то, во всяком случае, слишком занят, чтобы быть несчастным. Новое дело увлекло и поглотило его так, как никогда не увлекало преподавание, — а он прекрасно знал, как много в его жизни значит работа. Он был уверен, что окончательно порвал с университетом, так же как много лет назад — с государственной службой, и что ему совершенно необходимо верить в то, чем он занимается теперь. Он был слишком стар, чтобы снова потерпеть поражение, снова погрузиться в безысходность; он бы уже никогда не смог прийти в себя. Цепь событий, начавшаяся с ленты пистонов и основанная на бредовом научно-фантастическом предположении, привела к тому, что по счастливой случайности он получил работу, о которой многие могли только мечтать. Он часто засиживался до ночи, погрузившись в расчёты, и он больше не пил по утрам. Нужно было соблюдать сроки, разные конструкции должны были быть готовы к производству к определённым датам, но Брайса это не тревожило. Он значительно опережал график. То, что исследование было прикладным, а не подлинно фундаментальным, порой беспокоило Брайса, но он был уже не так молод и наивен, чтобы всерьёз волноваться о научных заслугах и вопросах профессиональной этики. Перед ним стоял, наверное, лишь один этический вопрос: не работает ли он над новым оружием, новым способом убийства людей и уничтожения городов? И ответ на него был отрицательным. Они строили транспортное средство для перевозки приборов в пределах Солнечной системы, что само по себе было делом если не стоящим, то, во всяком случае, безвредным.
Одной из рутинных обязанностей Брайса было сверять ход разработок с перечнем технических требований, составленных Ньютоном, который передал ему Бриннар. Эти бумаги — про себя он называл их «инвентарным списком бригадира сантехников» — в основном содержали подробные описания сотен мелких деталей системы охлаждения и системы контроля подачи топлива — описаний, в которых были указаны точные значения теплопроводности, электрического сопротивления, химической стабильности, массы, температуры воспламенения и других характеристик. Задача Брайса состояла в том, чтобы выискивать материалы, наиболее полно отвечающие этим условиям, а если таковые не находились, то искать те, что заняли бы второе место по пригодности. Во многих случаях это было довольно легко, настолько, что Брайс не мог не удивляться наивности Ньютона в том, что касается материалов; но случалось, что ни одна из известных субстанций не соответствовала требованиям. Тогда он вынужден был обсуждать вопрос с инженерами проекта и находить наиболее искусный компромисс. Затем это компромиссное решение передавалось Бриннару, после чего Ньютон выносил свой вердикт. Инженеры говорили Брайсу, что подобных затруднений за те пол года, что проект шёл полным ходом, было хоть отбавляй. Ньютон был одарённым конструктором, его замысел в целом был самым хитроумным из всего, с чем им приходилось работать, и включал в себя тысячи потрясающих инноваций. Но в него уже вкрались сотни компромиссов, и само по себе строительство корабля было отложено на следующий год. Завершение проекта было запланировано через шесть лет — в 1990-м году — и каждый, казалось, в душе сомневался, что это возможно. Однако эти домыслы не слишком волновали Брайса. Несмотря на неоднозначность его единственной беседы с Ньютоном, он был совершенно уверен в научных дарованиях этой необыкновенной личности.
А через три месяца после приезда в Кентукки Брайс сделал одно открытие. Был прохладный вечер, время шло к полуночи, и он сидел один в своём личном кабинете в торце лабораторного корпуса, устало пробегая глазами бумаги с набором технических требований. Брайс не спешил идти домой, благо вечер был приятным, и он наслаждался тишиной лаборатории. Он лениво разглядывал один из чертежей Ньютона — схематический набросок системы охлаждения, предназначенной для отведения циркулирующего тепла, — и отслеживал взаимосвязь между его частями, когда какая-то не поддающаяся определению странность в измерениях и расчётах постепенно начала действовать ему на нервы. Несколько минут он грыз кончик карандаша, глядя то на аккуратно вычерченные схемы, то в окно, выходившее на озеро. В расчётах не было никакой ошибки, но что-то в них его смущало. Он замечал это и раньше, краешком сознания, но никогда не мог понять, в чём именно несообразность. За окном резко очерченный полумесяц висел над чёрным озером, а в отдалении стрекотали невидимые насекомые. Всё казалось загадочным словно лунный пейзаж. Он снова посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним на столе. Ряд чисел в середине листа представлял собой последовательность значений теплостойкости — нерегулярную возрастающую последовательность. Это были предварительные условия Ньютона для какой-то разновидности труб. В этой последовательности что-то прослеживалось: она напоминала логарифмическую прогрессию, однако ею не являлась. Но тогда что же это такое? Почему Ньютон взял именно этот набор значений, а не другой? Он должен был быть произвольным. Сами цифры всё равно не играли никакой роли — это были всего лишь предварительные условия. Это Брайсу предстояло найти фактические значения для вещества, которое будет лучше всего соответствовать требованиям. Он смотрел на числа на бумаге в каком-то лёгком трансе, пока цифры не начали сливаться и плясать перед глазами и не утратили для него весь свой смысл, кроме очертаний. Он моргнул и усилием воли отвёл взгляд от бумаг, снова посмотрев в окно, на ночь над Кентукки. Луна переместилась и скрылась за холмами по ту сторону озера. Над чёрной водой горел слабый огонёк в окне второго этажа особняка — наверное, в кабинете Ньютона; а выше него звёзды — мириады тускло мерцающих точек — усеяли чёрное небо, словно крупинки светящегося порошка. Вдруг без видимой причины за окном заквакала лягушка, напугав Брайса. Она квакала ещё несколько минут, оставшись без ответа и без поддержки хора, с призывной дрожью, влажно шлёпая где-то в ночи. Брайс представил себе её сплюснутое, как у рептилии, тело — лапы под подбородком — в прохладной, мокрой от росы траве. Низкий звук некоторое время размеренно вибрировал над озером, а затем внезапно стих, на мгновение оставив Брайса в ожидании заключительного такта, который так и не прозвучал. Но тут снова вступил хор насекомых, и Брайс устало вернулся к своим бумагам, и именно тогда, в краткий миг внутреннего озарения, едва окинув взглядом знакомые цифры, он ясно увидел, что же его так смущало. Это была логарифмическая прогрессия, просто должна была быть. Но это не был знакомый логарифм. Его основание равнялось не десяти, не двум, не числу пи — но чему-то неслыханному. Брайс взял со стола логарифмическую линейку и начал расчёт методом проб и ошибок. От усталости не осталось и следа…
