Но это лицо!.. Этот резкий голос, в котором постоянно слышится насмешка… Тогда, в Сингапуре, она ему понравилась, он нашел ее привлекательной. Экзотическая особа… Однажды, в молодые годы, они с женой поднялись на Рэттлснейк-Хилл, чтобы полюбоваться закатом и заняться любовью в роще, которую помогали сажать несколько воплощений тому назад, мечтая о детях. Похожая на сильфиду обнаженная женщина стояла в сумерках под деревьями. Призраком былой радости перепрыгивала через десятилетия. Дзинь! Будто вонзилась в дерево стрела. Атласная кожа, смуглая на фоне коры, и вдруг вспыхивает яркая искра, предвосхищение богоявления.
Нельзя допустить, чтобы кто-то осквернил этот холм.
Внутри шевелится ловкач-адвокат Брайди Мэрфи. «Черт побери! Оставь меня в покое!»
Том возвращается в комнату, одевается, смотрит на кровать, садится на нее и плачет. Постепенно плач переходит в смех. «Дерьмо!» – говорит Том и надевает башмаки.
* * *
Он выходит из дома, спускается по тропинке вниз. Сквозь листву, словно выискивая в ней птиц, пробиваются солнечные лучи. Добравшись до дороги, что ведет через каньон Черная звезда, Том садится на велосипед и направляется в сторону Чапмена. Миновав расщелину, в которую нырнула дорога, он поворачивается направо и смотрит на каньон Кроуфорд и на Рэттлснейк-Хилл. Кустарник, кактусы, дубовая рощица, орешник и платаны… Все прочие холмы, которые видно отсюда, давным-давно застроены; над крышами домов возвышаются экзотические деревья. Холмы равняются деньгам, а деньги равняются власти. Однако служба водоснабжения округа Ориндж владела Рэттлснейк-Хиллом задолго до того, как Эль-Модена стала городом, и никому не давала поблажек (она распределяла воду со строгостью, излишней даже по калифорнийским меркам). Но пару лет назад она передала холм городу, поскольку избавлялась от всего, что не касалось ее впрямую. И ныне холм принадлежал Эль-Модене, властям которой и предстояло решить, что с ним делать.
В окрестностях Чапмена ему встретились Педро Санчес, Эмилия Дойч, Сильвия Уотерс и Джон Смит. «Эй, Том! Том Барнард!» Все как один старые приятели. «У вас тут что-нибудь изменилось?» – справился он, притормозив. Широкие улыбки, дружеская трепотня. Нет, все по-прежнему – во всяком случае, так кажется, – если не считать старины Тома. «Я ищу Кевина». «Они играют на Эспланаде», – сообщил Педро. Приглашения в гости, веселые «счастливо!» Том покатил дальше, чувствуя себя не в своей тарелке. Когда-то это был его город, его друзья.
Матч на Эспланаде был в самом разгаре. Тому показалось, что он не может не остановиться (в дерево – то, что внутри, – снова вонзилась стрела).
На пригорке, в тылу «Лобос», расположилась Надежда Катаева. Компанию ей составлял высокий толстяк, с которым они над чем-то смеялись. Том судорожно сглотнул, сердце бешено заколотилось. Как жаль, что он разучился вести светские беседы! Сожаление накатило волной, дерево внутри будто закачалось и поплыло. Сожаление или…
Том подъехал к пригорку. Толстяк оказался новым городским прокурором, и звали его Оскаром. Они с Надеждой определяли, на кого из кинозвезд похож тот или иной игрок. Женщина заявила, что Рамона напоминает Ингрид Бергман; по мнению же Оскара, она сильнее всего смахивала на Белинду Брав.
– Рамона куда симпатичнее, – пробормотал Том и слегка удивился, когда его собеседники рассмеялись,
– А я на кого похож? – спросил Оскар у Надежды.
– Гм… Может быть, на Зиро Мостела?
– Да, в дипломатичности вам не откажешь.
– А как насчет Кевина? – поинтересовался Том.
– Норман Рокуэлл[9], – откликнулась Надежда. – Весь из себя.
– Это же не кинозвезда!
– Какая разница?
– Нечто среднее между Лайлом Симсом и Джимом Нейборсом, – вмешался Оскар.
– Помеси не допускаются, – возразила Надежда. – Один из «Маленьких негодников».
Кевин пошел принимать в первую зону, взмахнул битой и отправил мяч далеко в поле. К тому времени когда мяч вернули, он уже переместился к третьей и с усмешкой взирал на происходящее, причем усмехался, что называется, от уха до уха.
– Большой ребенок, – заметила Надежда.
– Девяти лет, – подтвердил Том, приложил ладони ко рту и крикнул: – Отличный удар! – Он действовал машинально. Инстинктивно. Попросту не мог удержаться. Вот что значит исправлять гены.
Кевин повернулся, увидел деда, улыбнулся и помахал рукой.
– Вот уж точно – маленький негодник, – проговорила Надежда.
* * *
Они продолжали наблюдать за игрой. Оскар улегся на траву, провел пухлой ладонью по земле, взглянул на облака. С моря задувал ветерок, поэтому жарко не было. Увидев Тома, проезжавшая мимо пригорка на велосипеде Фрэн Кратовил остановилась, подошла и тепло поздоровалась с Барнардом. Ее лицо выражало приятное удивление. Они мило поболтали, как и положено старым друзьям, и Фрэн укатила.
Снова настала очередь Кевина принимать подачу, и снова он нанес мощный удар.
– Молодец, – похвалил Том.
– Тысячу выбьет, – заметил Оскар.
– Точно.
– Вы о чем? – не поняла Надежда. Ей объяснили правила игры.
– Какой шикарный у него замах, – сказала женщина.
– Да уж, – согласился Том. – Не бита, а плетка…
– То есть?
– У Кевина крепкие руки, – пояснил Оскар. – Он действует настолько быстро, что кажется, будто бита слегка изгибается на лету.
– Но при чем тут плетка?
– Потому что движения биты напоминают именно плетку, а не, скажем, пастушеский кнут, – слегка смущаясь, отозвался Том. – Забавно… По-моему, плетки никто давным-давно в глаза не видел, а сравнение осталось.
Теперь принимала команда-соперник. Возникла суматоха.
– Утки на пруду! – раздался чей-то крик.
– Утки на пруду? – переспросила Надежда.
– Это означает, что есть шанс набрать очки, – объяснил Оскар. – Выражение из лексикона охотников.
– А разве охотники стреляют уток на воде?
– Гм-м, – промычал Том.
– Может быть, очки набрать легче, нежели подстрелить уток в воздухе? – предположил Оскар.
– Не знаю, – ответил Том. – Все зависит от твоих способностей. Кто не успел, тот опоздал.
– Время! – крикнул кто-то из игроков.
* * *
Тут появилась возбужденная Дорис.
– Привет, Том! – воскликнула она. – Я была в мэрии, проверила документацию по градостроительству. Знаете, что я нашла? Предложение по перепланировке Рэттлснейк-Хилла!
– А вы не запомнили, как изменился коэффициент? – спросил Оскар.
– С пяти целых четырех десятых до трех целых двух десятых, – ответила Дорис, смерив прокурора взглядом. Мужчины задумались.
