— И-и-и умрё-о-о-ом…
— Степан выпятив грудь, перебил:
— И воскреснем! В аду иль в раю, всё равно.
Дружок проворчал:
— Всё равно истлеем…
— Но в бархатных гробах ведь, — гнул своё Степан.
— Хера ли, потом-то уже?
Степан обняв друга за плечи, с напряжением прошептал:
— Хочу жить вечно. Пока получается. Смерти нет! Ты бессмертный, — я с тобой. Я бессмертный, — ты со мной. В живописном слое жить, всё равно что в вечности!
— Как, как Степик..? — тоже выпятил грудь колесом. — Только надо одолжить у безносой смелости, — подскочил, да как гаркнет. — Я — художник!
Степан поднявшись, продолжил, показывая пальцем на луну.
— Ты — натурщик!
— Я — семь красок!
— Ты — мой холст!
— Я — халтурщик!
— Ты — халтурщик!
— Мне — удача!
— Ты — мой гость!
— Ура?!
— Уррра-а-а-а-а-а!
— Пошли в пивбар!
Художник — болезнь и грехов частокол.
Вгоняющий в краску нудистов посол
Отбитый от рук самодур, зубодёр.
чувствилище, враг, вольтерьянец, фразёр.
Кукушкин ловкач, эгоист, сибарит.
пизанский упадок, едрит-ангедрит.
Сатир-кайфоломщик, чахлык невмерущий,
по пьяне на площади что-то орущий.
Фома-маловер, неудобство, задира,
беспаспортный лось, феерия сортира.
Ослушное семя, ханыга, хвастун,
шанель номер пять, недоносок, свистун.
Сорняк, лавроед, шишколобый курьёз,
мещан коллектив доводящий до слёз.
Шкодливая рать чертовщине послушных
Безумная крыша Ван Гогов безушных.
Они, художники — орлы.
Орлы на плоское так злы.
Летают выше атмосферы опасным знанием полны.
Они, художники — цари.
Они — цари-поводыри.
Тропинку к цели пролагают через завалы суеты.
Они, художники — бойцы.
Оруженосцы красоты.
Упорно серость истребляют
Плохое требует войны.
Если художник семь красок развёл, если хочет картину писать.
Значит ли это, что время пришло всё о тайнах природы узнать?
Если художник ныряет в дерьмо, если мучает всех и себя
Значить ли это — мессия пришёл, чтобы вам своё сердце отдать?
Если художник взлетает в эфир, если лезет на спину судьбе.
Значить ли это желание быть тем чем были святые везде?
И умрем и воскреснем,
в аду иль в раю, всё равно.
Но протащим с собою,
кисти, краску, холсты заодно.
Как бы не жил художник, ему одно дело — любить.
Где бы не был художник, ему одно дело — писать.
Портреты возрождения,
гримасы вырождения.
И красоту одежды,
и широту надежды.
Кривую вывозящюю,
наклонно так скользящую.
И белое венчальное,
и чёрное печальное.
Тела истлеют в бархатных гробах,
но может быть потомки скажут позже:
В картинах вечных их живёт душа,
душа художника — явленье сложное.
Вдохновение братцы, это вам не трали-вали-разливали (в пивбар, да по кружечке), здесь чувствуется чеканный шаг вечности.
Хочет Бумажный посмотреть на свою планету, какой она будет в будущем?
Кто-ж не хочет? Что-нибудь эдакое: на бетонной завалинке сидит мужик с колёсами вместо ног, рубает надоевшие макароны из нефти и с завистью принюхивается к ароматам близлежащей дачи. Соседи жарят шашлыки из свежей резины, они видите ли шину молочной спелости только что закололи.
— Нанотехнология, Феб. Классический период развития цивилизаций вашего типа.
Степан ожидал увидеть на Альдебаране, конечно, не злокачественно-индустриализированную цивилизацию, — может быть, более здоровое в виду законодательных зверств всемирного правительства «зелёных». Вроде того что: километровые города-башни, транспорт забывший о колесах, фабричные трубы, раскрашенные во все цвета радуги, но когда пробаражировали и сели по внешнему виду на совершенно дикую планету, Степан в недоумении оглянулся на Терентия. Что за шутки? Куда все попрятались? Где города, дороги?
Когда перебрались на борт, беззвучно приблизившегося из-за деревьев, шлюпа, Терентий, насладившись эффектом, соизволил объяснить. Нанотехнология — технология предельного минимума. Используется эффект межмолекулярного перемещения вещества. Шлюп, на котором они летят, выращивался в объеме, превышающем объем самого шлюпа на полпроцента, плюс модуль программирования размером с вишневую косточку, и вся техника, можно с чистой совестью сказать, живая. Не выковывается, не вытачивается, не выстругивается, но выращивается, а «рожается». Нет необходимости в уродующих землю разрезах, в вонючих доменно-плавильных печах, в гигантских электростанциях, затапливающих миллионы квадратных километров бассейновыми водами или отравляющих атмосферу в любом случае, будь электростанция хоть тепловой, хоть атомной, в транспорте, нуждающемся в скоростных магистралях. Скомпактизированное производство переведено под землю, а поверхность очищается от индустриального дерьма. Города, как условие, обеспечивающее функционирование рабочих коллективов, перестают играть свою роль. Вечное стремление человека вернуться к матери-природе удовлетворяется. Хочется тебе жить в сосновом бору, чтобы уходящее солнце отражалось в пруду, — пожалуйста, дом будет стоять там, где больше нравится, и светило каждый день будет пускать в воде пузыри, как того пожелал. В доме всё справно: автоматизированное хозяйство, система связи, мышеловка — робот кошки, прочее.
Современному человеку предложи посмотреть сейчас перед собой, что он увидит? Тупик бетонных лабиринтов, бельмо компьютера, кожу проползающего асфальта, железяку впражняющую 13 литров нефтефракции на 100 км. Это же ад!
Ещё нюанс. Зная, что в технических и в особенности рабочих специальностях нет большой нужды, волей-неволей станешь гуманитарием. Хоть писателем, хоть музыкантом или танцором, или актером, но скорее всего художником. Художник — самая свободная профессия. Только представить себе. Половина населения — художники, другая половина — все остальные, обязанные по закону каждую неделю покупать новую картину. К концу жизни гражданина его квартира превращается в филиал Эрмитажа или Лувра. Красота да и только! Головатый речей без хохм не строит.
