Старина Моджо с коптящей керосиновой лампой в руках, хромая, проковылял из кухни к ближайшей люстре и принялся зажигать свечи.
— И то верно, — с отсутствующим видом согласился он. — Ты ведь у нас не любитель этого бёрроузова зелья, ведь нет?
— Я все больше пиво да виски, — ухмыльнулся Ривас. — Что, Фанданго или близнецы здесь?
— Ага, Фанданго. Вон его барабаны на сцене. Он за остальными вышел.
Из дальней двери послышались шуршание и стук.
— Эй, Грег, это ты? Поможешь мне с этими, ладно?
— Сколько уместится в руке, Томми, — отозвался Ривас. Сунув чехол с пеликаном под мышку, потягивая на ходу пиво, Ривас пробрался в заднюю комнату, взял у Фанданго один из барабанов поменьше и вернулся в зал.
Фанданго осторожно поставил свои барабаны на пол и вытер пот с круглого лица.
— Ф-фух, — выдохнул он, облокотившись на край сцены. — Спинк спрашивал меня нынче утром, когда ты будешь, — сообщил он, понизив голос.
Ривас опустил барабан и покосился на ударника.
— И что?
— Ну, не знаю, только он вроде как был здорово зол.
— С чего ты взял? У него, поди, и во сне рожа злобная.
— Он сказал, он хочет переговорить с тобой о чем-то. — Фанданго избегал встречаться с Ривасом взглядом, делая вид, будто проверяет свои барабаны. — Ну, может, насчет этой девицы.
— Что? Этой штучки Хэммонд? — Ривас нахмурился, вдруг вспомнив, что именно Фанданго встречался с этой девчонкой прежде; собственно, Фанданго их и познакомил. — Послушай, да она же на поверку совсем шалой оказалась.
— Тебя послушать, они все такие.
— Ну, если не все, то уж большинство точно, — буркнул Ривас, забираясь на сцену. — Тут уж ничего не поделаешь. — Он развязал шнурки футляра, поднял крышку и достал из него инструмент.
Этот инструмент не поражал размерами — не больше двух футов в длину, но он заслуженно считался самым красивым в Эллее — с грифом, вырезанным из красного дерева, с медными струнами и колками из полированных медяков; полукруглая же дека его, отделанная разными породами дерева, блестела как стеклянная. Смычок из конского волоса крепился к грифу с тыльной стороны, так что в профиль инструмент напоминал голову пеликана.
Он поставил футляр на пол сцены, сел на стул, положил инструмент на колени и пробежался пальцами по струнам. Инструмент откликнулся коротким, резким аккордом. Ривас вскинул его к плечу, отцепил смычок и осторожно, на пробу провел им по струнам. Звук вышел негромкий, но на редкость печальный.
Удовлетворенно кивнув, он спрятал инструмент обратно в футляр и положил смычок рядом, потом взял с пола свой стакан с пивом.
— Как бы то ни было, — заметил он, сделав хороший глоток, — Спинк не стал бы беспокоиться из-за такой ерунды. Черт, нынче у нас одиннадцатый год Седьмого Туза — все эти верность с целомудрием сгинули через ворота Догтауна еще до нашего с тобой рождения.
Как это случалось довольно часто — особенно в последнее время, — Фанданго не смог определить, говорит это Ривас серьезно или в шутку, поэтому он не стал развивать эту тему, а вместо этого принялся расставлять и развешивать барабаны вокруг своего стула.
— Эй, — не выдержал он после нескольких минут молчания. — Не знаешь, что это за парень там, у окна?
К этому времени Моджо уже засветил несколько люстр, и их света хватило, чтобы показать крепко сложенного мужчину, сидевшего у окна недалеко от входа. Несколько секунд Ривас приглядывался к нему, не в состоянии решить, смотрит тот на него, в сторону или вообще спит; потом пожал плечами.
— Сойер его знает.
— А если знает, то не скажет, — согласился Фанданго. — Скажи, мы сегодня больше палить будем? Я тут прорепетировал немного, кой-чего нового, пару баг-уоков, вот мне и кажется…
Ривас допил свое пиво.
— Лови! — крикнул он и бросил пустой стакан по крутой параболе в сторону Моджо. Тот опасливо оглянулся, поставил лампу на пол и в самое последнее мгновение успел схватить стакан в воздухе.
— Чтоб тебя, Грег… — пробормотал он, поднимаясь на ноги и ковыляя к бару.
— Угу, — кивнул Ривас, хмуро глядя ему вслед. — Будем палить. А что?
Нам платят не за то, чтобы Ривас лабал какие-нибудь баг-уоки, нет, подумал он. Для такой музыки нужны эти дикие юнцы с юго-восточной окраины Догтауна. Юнцы, полагающиеся на громкость своих глоток и раздолбанных инструментов, возмещая ими отсутствие музыкальных навыков.
— Я все никак не могу поймать ритма, — пожаловался Фанданго. — Ну, там, когда бы ты мне позволял просто поддерживать ритм твоего аккомпанемента или даже пения, ну, это еще туда-сюда, но уж эти третий и четвертый слои, и чтоб при этом акценты совпадали…
— Мы будем палить, — твердо заявил Ривас.
— А ты «Одинокого пьянчугу» будешь петь? — спросил Фанданго, выждав несколько минут. — Она самая сложная.
— Бог мой, Томми, — раздраженно вскинулся Ривас. — Это же твоя работа. Да, я буду ее петь. И если тебе лень учиться этому ремеслу, никто не мешает тебе отпустить бороду и побираться на улице.
— Ну да, Грег, только…
— Думаешь, я вернулся из Венеции, потому что плохо работал?
— Да нет же, Грег.
— Вот и верно. А теперь, может, прорепетируем до начала? Тебе не помешало бы.
Прежде чем Фанданго успел ответить, в углу скрипнул стул.
— Мистер Ривас! — Мужчина, сидевший у окна, встал и повернулся к нему. — Мне хотелось бы переговорить с вами, пока вы не начали.
Ривас подозрительно покосился на него. Что это, подумал он, вызов из-за чьей-нибудь попорченной жены или дочери? Впрочем, одет незнакомец был вполне пристойно: в белую фланелевую рубаху и белые же брюки с темным кожаным ремнем. Весьма, весьма пристойно, особенно по контрасту с красным синтетическим жилетом и широкополой шляпой Риваса.
— Идет, — помедлив, ответил Ривас. — Валяйте.
— Вопрос личного характера. Не могли бы мы обсудить его здесь, за столом? Хотите выпить?
— Ну…
Моджо вынырнул с кухни с полным стаканом пива в руках, стоило Ривасу спрыгнуть со сцены.
— Спасибо, — сказал Ривас, принимая стакан. — И еще стакан того, чего пожелает гражданин.
Моджо повернулся к незнакомцу.
— Стопку валюты Бёрроуза, пожалуйста.
Ривас подошел к столу незнакомца, держа пиво в правой руке, чтобы левая, с ножом, оставалась свободной. Стул он подвинул себе ногой.
Тут появился Моджо с бренди, поставил стакан перед незнакомцем, отступил на шаг и кашлянул.
— За мой счет, Моджо, — сказал Ривас, не сводя взгляда с незнакомца. Тот оказался совершенно лыс — ни волос, ни бровей, ни даже ресниц.
