– Хорошо, что ты определил беременность, – тихо сказала Надя. – Это всегда проблема. Иногда они отключаются просто так… не хотят работать, наверное. То ли чего-то им не хватает, то ли упрямятся из принципа, как ослы. Редко, правда. Был всего один случай, когда бортовой генератор отказал во время подъема… к счастью, энергошнур с Земли был еще в контакте с кабиной… опустили ее аккуратненько…
– По-моему, что-то не в порядке, – сказал я. – Ты чувствуешь?
– Тебе кажется, – спокойно отозвалась Надя. – У каждого почкования есть свои особенности. Это как роды у людей.
Роды… гм… Если это были роды, то ненормальные. Патологические. Я это чувствовал, хотя не сумел бы объяснить как.
– Я хотел бы помочь.
– Нельзя.
– Стерляжий запретил? – вспыхнул я.
– Да, и не шуми. Почкование – природный процесс, не надо ему мешать. Все равно мы в нем ничего не понимаем. Вот изучим как следует – тогда да.
– Где Стерляжий?
– В центральном модуле. Только зря – он все равно не разрешит.
– Я к нему и не собираюсь…
– Стой!
Кажется, Надя поняла мои намерения раньше, чем я сам. Она сделала попытку мне помешать, что было сил вцепившись в рукав моего комбинезона. Я молча выдирался. Мы закружились по кают-компании, и все, что не было закреплено, вихрем закружилось вместе с нами. Попав мне под руку, глупая кукла Аграфена отлетела, кувыркаясь, прямиком в экран.
Живой генератор, казалось, только и ждал этого. Полосатая дыня конвульсивно дернулась, и у нее обозначилась талия. Дыня превратилась в грушу, затем в песочные часы. Сейчас от нее должен был отделиться генеренок.
– Пусти! – заорал я, лягаясь. – Ты ничего не понимаешь! Вы все тут идиоты! Пусти, руки оторву!
Если бы мне кто сказал пять минут назад, что я буду пинать ногой Надю – Надю! – нет, я не вломил бы ему в ухо. Много чести. Я просто посмотрел бы на придурка с большим-большим сожалением.
Один из пинков оказался удачным. Охнув, Надя отлетела к переборке. Я ударился многострадальным своим затылком обо что-то твердое, угловатое, и от боли несколько мгновений не мог сообразить, где нахожусь и куда мне надо спешить, причем спешить как можно быстрее. В центральный модуль? Наверное… Да нет же, кретин, в верхнюю шлюзовую!
– Стой! – Надя ринулась мне наперерез. Бросок хищной кошки, расластавшей в полете лапы.
Я оказался проворнее. Пожалуй, мне просто повезло с первой попытки попасть точно в горловину переходного люка.
Быстрее!.. Успеть!.. Только бы вход в шлюзовую оказался не заблокированным, только бы Надя не догадалась связаться со Стерляжим, вместо того чтобы гоняться за мной по отсекам…
После третьего люка – здесь был поворот направо – я оглянулся. Худшие подозрения оправдались: Надя не преследовала меня. Плохо, очень плохо…
Но это ничего не меняло.
Кто-то незнакомый не спеша пробирался мне навстречу. Увидев меня, он присвистнул и уступил дорогу. Он меня не интересовал. Население «Грифа» не было постоянным – лифт на Землю ходил раз в двое-трое суток, а иногда и чаще. Кого-то спускали вниз, кто-то прибывал на смену. Обычно на станции находилось человек десять-двенадцать, но вообще-то бывало по-всякому. Случалось, тот или иной человек исчезал куда-то на несколько часов, и найти его на станции было невозможно, а потом он появлялся вновь, как чертик из табакерки, хотя я был на сто процентов уверен, что лифт никуда не ходил. Мои осторожные расспросы ни к чему не привели – Стерляжий их попросту пресекал, иногда довольно грубо, а Надя всякий раз переводила разговор на другую тему. К другим я с такими вопросами не подкатывался – не идиот. Вероятно, существовала особая, сверхсекретная часть станции, с ограниченным доступом, и знать о ней полагалось не каждому.
Сейчас мне было на нее наплевать.
Вперед!
Кто там еще повис на пути? Пшел! Сокрушу!
При передвижении по станции полагалось хвататься за особые скобы, но я яростно цеплялся за все подряд, от души надеясь, что не перекину случайно какой-нибудь тумблер. Вихрем просквозил через камбуз, напугал дежурного, увлек за собой кометный хвост каких-то пакетиков, неизвестно откуда высыпавшихся… Ушиб колено о горловину очередного люка. Скорее! Успею!
Люк внешнего шлюза был нестандартно большим – при необходимости в него пролез бы хорошо упитанный бегемот. Я рванул на себя рукоятку. Естественно, люк оказался задраенным. Если он еще и заблокирован с центрального поста – худо дело. Если Надя успела предупредить Стерляжего и тот отреагировал адекватно – все пропало…
Что было на Земле, то повторялось и на «Грифе». Я лазал по люкам. Правда, тут было почище, зато на Земле не мешала невесомость.
Раздраить люк вручную мне не удалось. Но я помнил, что нажимал Стерляжий, и надеялся не ошибиться.
Хорошая штука зрительная память. Если она есть.
Я успел как раз к моменту взрыва.
Рвануло так, что меня едва не вынесло назад в люк, который я только что отпер и не успел затворить за собой. Меня обдало чем-то липким. Уши заложило. Я не сразу услышал тонкий комариный писк.
К одному из гидравлических цилиндров прилепился бесформенный лиловый ком. Он-то и пищал. Пищал безо всякой интонации, на одной ноте. Так плачут новорожденные младенцы – попали в новый мир, и он им не нравится, а чем именно не нравится, они объяснить не могут. Могут только протестовать безнадежным плачем против законов природы, не спросившей их, где им хочется жить.
Я без труда отлепил лиловый ком от кожуха цилиндра, взял в руки. Он был мягкий, теплый и все время менял форму, продолжая тихо пищать. Сначала стал круглым, размером с гандбольный мяч, но гораздо массивнее. Затем на его поверхности появилась быстро растущая вмятина. Через полминуты шар превратился в широкую вазу с неровным кольцевым валиком по бортам. Он почти перестал издавать писк. И в этот момент в шлюзовую торпедой влетел Стерляжий – глаза выпучены, морда в поту, мокрая хищная пасть раскрыта и готова изрыгать.
– Ты что себе позволяешь? – проревел он. – Твою мать!..
Последующих его реплик я воспроизводить здесь не стану, они не в моем вкусе. Как ни странно, я и в Водоканале не приучился материться к месту и не к месту. А еще говорят, что личность – всегда продукт внешней среды. Врут, причем нагло. У меня своя собственная среда, исключительно для внутреннего употребления.
Так что я просто с любопытством дожидался конца словоизвержения моего начальника. Хотелось демонстративно засечь время – жаль, меня не снабдили новыми часами взамен разбитых. Кстати, надо потребовать исправить это упущение…
– В карцер! – бушевал Стерляжий. – На Землю! В коллектор, говно качать…
Я слушал, изображая преувеличенное внимание. Стерляжего это выводило из себя. Я едва дождался момента, когда он все-таки выдохся. Здоровый все-таки мужик. Мне бы такую глотку.
– Загубил, скотина, генератор, – из последних сил просипел Вадим Вадимович Стерляжий и стал дышать. Судя по цвету его мясистой физиономии, он сварился бы заживо в собственном соку, будь в шлюзовой чуть теплее. – Радуйся, дурак, что взрывом обшивку не порвало к едрене-фене…
– Прошу внимательно просмотреть запись, – официальным тоном произнес я.
– Что-о?! – попытался взреветь он и заперхал от натуги.
– Запись. Просмотреть. Прошу и требую. Желательно в моем присутствии, но можно и без оного.
– Не понял!
– Я тебе верю, – пояснил я. – Поэтому навязываюсь посмотреть из чистого любопытства, не более.
– Ты… – свирепо выдохнул Стерляжий и замолк, будто споткнувшись на разбеге. – Стой… Ты что, хочешь сказать, что не притрагивался к генератору? Ты это хочешь сказать?
– Надо было сидеть и смотреть, а не гоняться за мной по всему «Грифу».
– Поговори еще, – рыкнул Вадим Вадимович. – Наглец. Указчик какой. Что надо, что не надо… Доложи по порядку, что здесь произошло.
– Я не военный, чтобы докладывать, – обиделся я. – А рассказать – расскажу. Значит, так. Я вошел. Оно рвануло. Вон клочья висят, можно собрать на анализ. Морду мне обрызгало. После взрыва осталось вот это. – Кивком я указал на все еще попискивающую «вазу».
– А ну дай сюда.
В руках Стерляжего «ваза» запищала громче. Кажется, она была недовольна.
– А знаешь, что это такое? – спросил Стерляжий совсем другим голосом. – Это энергоприемник. Только маленький. Думаю, он еще подрастет. – Он похмыкал, покряхтел, и мало-помалу чело его разгладилось. – Вот черт… Первый случай такого рода. Корова родила свинью. Обычно из генераторов получаются генераторы, из приемников – приемники. А этот взял да и родил чужого, а потом сдох. – Стерляжий криво усмехнулся. – От удивления, наверное…
– Зато теперь точно известно, что генераторы и приемники друг другу сродни, – сказал я. – Это не техника, это жизнь. Две экологические формы одного и того же организма. Может, даже три – я имею в виду тот самый Кошачий Лаз, что на Луне Крайней… Он хоть раз размножался?
