— Движение крепко держит нас и помогает сохранять равновесие, поэтому нас излишне не трясет. Оно кажется ужасным, но это очень незначительное и искусно смягченное обивкой движение. А мы уже помещены в маленький резервуар с соляным раствором. Мы также сохраняем равновесие, благодаря потоку воздуха, всасывающемуся верхней насадкой. Нас толкает в сторону насадки. Таким образом, нас удерживает сила, действующая в. трех направлениях.
Моррисон опять взглянул наружу. Предметы за стенами корабля, не скованные движением и потоком воздуха вверх, могли бы быть видимы, но Моррисон их не видел. Он уловил отрывочные блики света и тени и понял, что все, что находится снаружи, настолько велико, что его просто невозможно рассмотреть. Если фотоны, достигающие корабль, не подвергаются минимизации, попадая в поле, они будут вести себя как длинные радиоволны, совершенно невидимые.
Он почувствовал, как корабль опять внезапно пошатнулся и даже двинулся назад, хотя в действительности движение происходило незаметно. Каждый момент все менялось. Движение — в его масштабе — невозможно было рассмотреть.
Затем его слегка приподняло вверх, и сдерживающий его ремень натянулся, корабль пошел вниз. За этим последовало ощущение медленного приседания.
Дежнев указал на темную горизонтальную линию, которая медленно двигалась вверх и вниз по стене корабля, и произнес с удовлетворением:
— Это поверхность воды. Я думал, что сейчас буду двигаться сложнее. Очевидно, здесь почти такие же хорошие инженеры, как я.
Баранова заметила:
— Собственно говоря, мастерство инженеров здесь ни при чем. Нас удерживает давление поверхности. Оно оказывает свое действие, только когда мы находимся на поверхности потока. Как только мы попадем в тело Шапирова, его воздействие на нас прекратится.
— Но этот эффект волны, Наташа? Это движение вверх-вниз? Разве оно совсем не влияет?
Баранова внимательно следила за приборами и особенно за маленьким экраном, на котором горизонтальная линия, казалось, застыла навсегда, не смещаясь от центра. Моррисон старался рассмотреть ее, поворачиваясь и приподнимаясь до боли.
— Она непоколебима, — сказала Баранова, — как твоя рука, когда ты трезвый, Аркадий.
— Лучше не бывает, а? — громко рассмеялся Дежнев.
«Он выглядит оживленным», - додумал Моррисон тревожно, — и что это на него подействовало?»
— А что сейчас происходит? — спросил Моррисон.
Насколько помнил Моррисон, Конев заговорил впервые с начала минимизации:
— Вы все хотите знать?
Моррисон сердито ответил:
— Да! Вам все объяснили. Почему мне нельзя знать всего?
Баранова успокоила всех:
— Альберт абсолютно прав. Юрий, пожалуйста, будь благоразумным. Достаточно скоро тебе понадобится его помощь, и я надеюсь, он не настолько невоспитан, чтобы огрызаться.
Конев передернул плечами, но ничего не ответил.
Баранова объяснила:
— Мы попадем в цилиндр шприца, Альберт. Это произойдет с помощью дистанционного управления.
И, как будто дождавшись ее слов, сзади опустилась тень, которая почти моментально поглотила их. Какое-то время впереди маячил свет, но потом и он исчез.
Баранова опять спокойно заметила:
— Игла уже готова. А сейчас нам нужно подождать немного.
Корабль изнутри, где было совершенно темно, вдруг наполнился белым светом, пожалуй, более мягким и спокойным, чем раньше, и Баранова сказала:
— С этого момента и до конца эксперимента не будет внешнего света. Мы должны полагаться только на наше внутреннее освещение, Альберт.
Пораженный Моррисон начал искать источник света вокруг. Казалось, что свет излучали сами прозрачные стены. Калныня, поняв его взгляд, объяснила:
— Электролюминесценция.
— Но где источник?
— У нас имеется три двигателя из микросплава. — Она гордо на него посмотрела. — Самые лучшие в мире. — И повторила: — В мире.
Моррисон промолчал. Он захотел вдруг рассказать об американских двигателях из микросплава на последних космических кораблях, но какой в этом был смысл? Когда-нибудь мир освободится от национальной лихорадки, но этот день еще не пришел. И пока эта лихорадка не выливалась в насилие или в угрозу насилия, ее можно было переносить.
Дежнев, откинувшись на кресле, подложив руки за шею и, очевидно, обращаясь к мягко светящейся стене, проговорил:
— Когда-нибудь мы увеличим шприц, поместим в него корабль нормальных размеров и все это уменьшим. Тогда нам не надо будет маневрировать в маленьких масштабах.
Моррисон спросил:
— А можете вы делать другое? Как вы это называете? Максимализация? Гигантизация?
— Мы никак это не называем, — резко ответил Конев, — потому что это невозможно сделать.
— Может, все-таки придет время.
— Нет, — сказал Конев, — никогда. Это физически невозможно. Для минимизации требуется огромное количество энергии, а уж для максимализации — просто бесконечное.
— Даже если рассматривать это с точки зрения теории относительности?
— Даже таким образом.
Дежнев губами издал не совсем приличный звук:
— Это для вас физически невозможно. Что ж, посмотрим...
Конев, обидевшись, промолчал. А Моррисон спросил:
— Чего же мы ждем?
Ответила Баранова:
— Шапиров пройдет последние приготовления, затем игла будет введена в сонную артерию.
Пока она говорила, корабль резко дернулся вперед.
— Еще нет. Это они просто удаляют пузырьки воздуха. Не волнуйся, Альберт. Когда все начнется, мы узнаем.
— Откуда?
— Они передадут. Аркадий поддерживает с ними связь. Это не сложно. Фотоны радиоволны минимизируются, проходя границу, а затем, возвращаясь, подвергаются максимализации. На это идет совсем немного энергии — даже меньше, чем в случае со световыми волнами.
— Пора двигаться к основанию иглы, — сказал Дежнев.
— Ну что ж, — откликнулась Баранова, — по крайней мере, испытаем действие движущейся энергии во время минимизации.
Нарастающий грохот достиг предела и превратился в глухое гудение. Моррисон повернул голову, насколько позволяли привязные ремни, старясь разглядеть происходящее сзади.
Вода за ними вспенивалась, словно от вращения мельничных колес. При отсутствии какой-либо точки отсчета снаружи было сложно определить, насколько быстро они движутся. Моррисону движение казалось медленным.
— Мы намного продвинулись? — спросил он.
— Нет, но в этом нет необходимости, — ответила Баранова, — не к чему тратить энергию на повышение скорости. Ведь мы пробиваемся сквозь молекулы нормальной величины, а это означает преодоление высокой плотности.
