Земле, всему человечеству. Почему бы и нет, джентльмены? Не проиграет никто, а выиграют все.
Родано и Фриар с удивлением смотрели на него. Наконец, с трудом проглотив слюну, Фриар сказал:
— Это было бы неплохо, если у вас действительно есть телепатическое устройство.
— У вас есть время выслушать меня?
— Сколько вам будет угодно, — ответил Фриар.
У Моррисона ушло несколько часов на подробное объяснение его теории. Наконец, он откинулся назад и сказал:
— Теперь, насколько я понимаю, вы, да и все остальные, захотите, чтобы я создал систему, демонстрирующую возможность телепатии, и этим я буду занят всю мою оставшуюся жизнь. Поэтому сейчас я прошу только об одном.
— О чем? — спросил Родано.
— Немного отдыха перед началом. Пожалуйста. Мне столько пришлось испытать. Дайте мне двадцать четыре часа. Только один день, а затем я буду в вашем полном распоряжении.
— Справедливо, — сказал Родано, поднимаясь.
— Думаю, что смогу устроить вам это. Двадцать четыре часа — ваши. Постарайтесь как можно лучше использовать это время. После этого у вас, действительно, будет слишком мало времени для себя. Кроме того, подготовьтесь к тому, что с этой минуты вас будут охранять больше, чем президента.
— Отлично, — сказал Моррисон. — Тогда я заказываю ужин.
91.
Родано и Фриар заканчивали ужинать. Это был необычный вечер в изолированной и охраняемой комнате. Родано спросил:
— Как вы считаете, доктор Фриар, Моррисон говорит правду о телепатии?
Фриар вздохнул и осторожно ответил:
— Мне нужно будет посоветоваться с коллегами, но мне. кажется, что он прав. Он очень убедителен. Могу я задать вам вопрос?
— Да?
— Считаете ли вы, что Моррисон прав, говоря о необходимости сотрудничества в этой области между Соединенными Штатами и Советским Союзом?
После долгой паузы Родано ответил:
— Да, я думаю, что он прав. Конечно, будет очень много недовольных, но мы не можем рисковать, ведь русские могут опередить нас. Им придется понять это.
— А русские? Они поймут это?
— Они тоже будут вынуждены сделать это.-Они также не могут рисковать. Кроме того, мир быстро поймет, в чем дело, и будет настаивать на каких-либо действиях, могущих предотвратить новую холодную войну. На это могут уйти годы, но мы придем к- сотрудничеству.
Родано покачал головой и сказал:
— Знаете, что больше всего поражает меня, профессор Фриар?
— А разве в произошедшем есть что-то, что вас не поражает?
— Нет, но больше всего меня поражает вот что. Я познакомился с Моррисоном в прошлую субботу, пытаясь убедить его отправиться в Советский Союз. Он произвел на меня впечатление человека, ничего не стоящего, нуля с академическим складом ума. Я упал духом. Мне казалось, что от него ничего нельзя ждать. Я просто посылал его на смерть. Таково было мое мнение и, прости меня, Господи, я по-прежнему так считаю. Он ничего из себя не представляет, и это просто чудо, что он остался жив. И тем не менее...
— Что тем не менее?
— И тем не менее он вернулся, сделал невероятное открытие и привел в движение процесс, в котором и Соединенные Штаты, и Советский Союз, помимо их желания, вынуждены будут сотрудничать. И в довершение ко всему, он стал самым важным и, к тому же, как только мы опубликуем эти события, самым популярным ученым в мире, может быть, даже всех времен. Он, в каком-то смысле, разрушил политическую систему мира и создал другую, по крайней мере, начал процесс ее создания, и все это он сделал за время, прошедшее с прошлой субботы. Он сделал все это за шесть дней. Меня несколько пугает эта мысль.
Фриар откинулся назад и громко рассмеялся:
— Это еще удивительнее, чем вы думаете. На седьмой день он решил отдохнуть!
