Я уверовал и ощутил в себе право быть орудием возмездия ради справедливости.
Глядя еще на одного поборника справедливости, я думал, что присутствую при шутовском спектакле.
- Справедливость! Вы-то тут при чем?! У вас что, суда нет? - спросил я.
- Правосудие имеет дело с готовыми преступниками, - обернулся ко мне Крауф. - Но ведь не в природе разумного существа страсть к грабежу, обману, ко всему, что четко квалифицируется в своде законов. Важно другое. Чтобы стать насильником, нужно испробовать свою силу над слабым, затем над более сильным и так далее к вершинам подлости, к преступлению. Все логично, закономерно. Но комиссия карает тех, кто является потенциальным преступником. Лучше убрать язву сразу, чем ждать ее прободения.
Бэкки принесла ужин.
- Так кто же вас так обидел? - серьезно спросила она Дрибла, усаживаясь к столу и приглашая нас.
Дрибл поведал нам свою историю. Он был одним из способнейших сотрудников химического института. И работал под руководством личности заурядной. Его руководитель понимал, что только благодаря таланту Дрибла, его знаниям лаборатория делает значительные успехи. Его грызла зависть.
Когда-то Дрибл был женат, но с женой прожил недолго. Расставшись, они не имели друг к другу никаких претензий. И вдруг в научный центр по координации исследований пришло письмо от некоего врача, оказавшегося приятелем начальника Дрибла. В нем утверждалось, что Дрибл много лет отравлял свою жену неизвестными химическими веществами, о чем врач, наблюдавший женщину, считал своим долгом уведомить руководство центра.
Все кругом были уверены, что Дрибл не злоумышленник, даже знали, что письмо врача инспирировано заведующим лабораторией, находились к тому и прямые доказательства. Однако бывшая жена Дрибла подтвердила обоснованность обвинения.
Директор, к которому Дрибл обратился за помощью в восстановлении справедливости и своей репутации, замялся и сокрушенно сказал, выразительно подняв глаза к потолку: "Я не в силах изменить то мнение..."
- Теперь мне ничего не остается, как торговать газетами, более почтенного занятия недостоин, - закончил Дрибл свой рассказ.
Крауф удивился:
- Я знаком с вашим директором. Серт Смелл, не так ли? Он всегда производил впечатление человека добродушного, преданно служащего науке. Как же он не смог отличить клевету от правды?
- А как вы отличаете клевету от правды? - не удержался я.
- А вообще, вам, Рэв, - обратилась Бэкки к Дриблу, - крупно повезло, что вы вляпались в эту историю до принятия нового закона.
Дрибл в конце концов признался, как нашел нас. Он видел, как на мосту Крауф стрелял, по его выражению, в "гогочущие пасти".
Крауф посмотрел на часы и поднялся. Дрибл пошел за ним. Я тоже встал.
На улице светили редкие фонари.
- Ну, что? - спросил Крауф. - Куда вас подвезти?
Дрибл назвал адрес, а я - ближайшую вертолетную станцию.
Крауф обошел машину, открыл переднюю дверцу - она-то и спасла его. Из темной подворотни соседнего дома раздались выстрелы. Крауф удивленно дернул головой и схватился за левое плечо. Мы с Дриблом бросились к раненому. Но все же я успел посмотреть вслед убегавшим. При свете уличного фонаря я ясно разглядел фигуру Дзея Оуна, моего тихого инженера.
***
Бэкки казалось, что более страшной ночи она не переживала. Выстрелы, рана Крауфа, мысль, что под эту пулю мог попасть Алексей. Она же любила его.
Алексей... Нередко ей казалось, что он держится с ней так, словно она маленькая девочка, несмышленыш. Конечно, он хочет, чтобы она стала его женой, она сама хотела бы этого, только как объяснить ему, что здесь, на Беане, она тоже будет ему верной подругой, как и там, на его прекрасной родине. Он говорит, что на Земле не знают, что такое деньги. Там не нужно думать о заработке, а нужно просто работать в собственное удовольствие. И ты будешь счастлив. Но если это правда, то жить там ей будет страшно. Ведь она воспитана в совсем иных правилах, может незаметно для себя сделать промашку, ее осудят наверняка...
Бэкки передернула плечами. Нет, нечего ей делать на Земле, хотя бы до тех пор, пока она не узнает... Пока она не узнает сама и не расскажет о своих знаниях беанцам. В этом она поклялась своей матери перед ее смертью. Как это было давно! Пятнадцать лет бесплодных поисков и невероятно напряженного ожидания... Архивы молчат, газеты молчат. Но Бэкки верит все равно, истина откроется. Теперь она думала, что новый закон сметет ту ложь, что опутала всю планету, сделает явное тайным. Надежда вряд ли сбыточная, но вдруг... Нужно использовать все средства - истина, которую она ищет, слишком дорога. Не для нее одной. Правда, порой ей уже казалось, что все это красивая сказка, порожденная надеждой на лучшую долю, возникшая среди таких же одиноких женщин, как ее мать. Бэкки смутно помнила подруг матери, льющих горькие слезы... О чем только? Этого она уже не помнила, а спросить было не у кого. И если она не дочь национального героя, как твердила мать и повторяли ее подруги, то... То все в ее жизни было верно: и ограничения, барьеры. Или, может быть, все, что сделал отец, не имело такого значения, которое дало бы его дочери свободу и достаток? Мог он оказаться никому не нужным энтузиастом-одиночкой?
Рассказать Алексею - он скажет, что цивилизация, достигшая космоса, не смогла сделать подобного шага назад. Это верно, Беане не под силу освоение даже близкого околопланетного пространства. Но ведь Алексей наверняка знает, что Беана - дочерняя планета далекой родины аркоссцев, это знают все.
Когда Бэкки вошла в гостиную, Крауф и Гончаров сидели и тихо разговаривали.
- Вот они и "работают" под вас, Элдар... - убеждал Гончаров.
- Это исключено. Мы стреляем мечеными пулями. Преступники попадут за решетку, если, разумеется, поблизости не будет одного из нас.
Опять спорят о законе! Дался же он Гончарову! Бэкки в сердцах резко подвинула кресло к тахте и сказала:
- Алексей, приготовь завтрак, а я поработаю сестрой милосердия.
Гончаров отправился на кухню. Бэкки вдруг с облегчением подумала, что вот наведет комиссия порядок, все вернется к прежнему, Алексей будет прилетать и улетать, она снова будет писать на темы морали и быта, Крауф снова займется университетской деятельностью, а Дрибл... Дрибл, может быть, вернется в лабораторию.
Дрибл пришел после завтрака. Он порадовался, что рана Крауфа оказалась неопасной, и предложил заняться святой местью - он знал, где живет его недруг, директор института.
Крауф пожал плечами - почему Дрибл решил направить свою месть против него, а скажем, не против заведующего лабораторией?
- Логично, - поддержала Дрибла Бэкки, - ведь это при попустительстве Смелла откровенный дурак стал руководителем, равнодушие Смелла поощрило подлость женщины. Представьте себе, что Смелл повел бы себя порядочно, защитил бы Дрибла и подлость выявилась бы сразу, виновные были бы наказаны. В том-то и дело, что часто подлость бывает скрытой.
