Он прошел в вагон, где сидела девушка у окна.
Некоторое время он наблюдал, как вздрагивают ее брови, как переводит она глаза, равнодушно-далекие… И вдруг округляются они…
— Андрюша!
Он берет ее руки в свои и сжимает ее тонкие пальцы. И улыбаются, улыбаются оба…
— Вот ведь куда вышел встречать! — говорит одна женщина другой, и в голосе ее — хорошая зависть.
— Да, прошло наше время, — вздыхает другая.
Молодые люди уходят в тамбур, открывают дверь и садятся на ступеньки. Они говорят, говорят, говорят…
— Как же ты надумала?
— Потому что к тебе…
— Значит, помнишь?
— Глупый, люблю!..
— Правда?
Она прижимается щекой к его плечу:
— А вот испугаю!
Он смеется:
— Нечем.
— Сказать? — И, не дождавшись ответа, шепчет ему в самое ухо: — Я решила… я решила, что мы теперь всегда будем вместе…
— Как вместе?
— Ну, я с тобой буду… Конечно, мы поженимся.
— Поженимся? — Он обнимает ее за худенькие плечи, и рука его дрожит.
— Испугался? — лукаво говорит она.
— Я? Нет… только почему же я первый не сообразил?..
— Потому что глупый, у тебя только Арктический мост в голове.
— Надо было предупредить Степана! Мы сейчас же с вокзала поедем в загс… подадим заявление.
Аня смеется и гладит Андрюшину руку, пересчитывает его пальцы. Вот теперь она знает, что такса счастье!
Андрею хочется поцеловать девушку. Он робко оглядывается. Но в тамбуре никого не осталось, чуткие пассажиры все ушли в душный вагон. И Андрей целует Аню… У обоих кружится голова… И они целуются снова и снова до тех пор, пока не раздается покашливание сзади.
Это вошел в тамбур старичок кондуктор с флажками.
— Светлорецк, детишки. Подъезжаем! — говорит он, пряча улыбку.
Приходится вставать. А так можно было ехать сто лет! Нет гор красивее, нет реки прекраснее, нет времени счастливее!
Наступил вечер, и, конечно, ехать в загс с вокзала было уже поздно. К тому же Аню неожиданно встретил Андрюшин дружок, Денис Денисюк, отец которого, рабочий завода, знакомый Ивана Семеновича по Кривому Рогу, прислал за Аней, чтобы привезти ее к ним в семью. Андрей настаивал было, чтобы Аня ехала не к Денисюкам, а к нему, но Аня решила, что до загса неудобно.
Когда Андрей, придя домой от Денисюков, сказал Степану о своем решении жениться, брат пришел в неописуемую ярость.
— У тебя есть голова или нет? — едва сдерживая себя, говорил он. — Ромео и Джульетта! Одному девятнадцать, а другой семнадцать лет!
— Скоро будет восемнадцать.
— Так вас, сопляков, и в загс-то не пустят.
— Пустят. Аня узнавала. Для женщин бывают исключения… даже в шестнадцать лет.
— Глава семьи! — издевался Степан, глядя на побледневшего брата. — Ну что мне с тобой делать? Проекты, женитьбы! Ну, на — занимай всю квартиру, а я пойду учиться к профессору Гвоздеву.
Раздраженный, он вызвал на ночь глядя машину и поехал в цеха. Вернулся только под утро.
Андрей тоже не спал. Он твердо решил, что они с Аней не будут жить у брата. В институтском общежитии им, конечно, предоставят комнату для семейных. Все должно выясниться завтра, когда Аня отнесет свои документы в институт.
Действительно, назавтра все выяснилось.
Аня, счастливая, поражаясь всему, что видела, — заводу, городу, пруду, — отнесла в институт, куда держал экзамены Андрей, документы и справку из Московского университета о том, что ее зачисляли студенткой.
Но нет света без тени: Андрея приняли, а ее нет.
У директора института профессора Гвоздева был свой взгляд на «девиц, помышляющих об инженерстве». Он считал, что в большинстве случаев они идут учиться зря. Выйдут замуж, народят детей, бросят работу, и пропали все государственные средства, затраченные на их обучение. Есть для женщин и другие специальности, кроме строителей, механиков и горных инженеров. И ко всем девицам «с косичками и без оных» профессор Гвоздев относился сурово.
Вот почему ни в чем не убедила его и Анина справка из университета. Гвоздев нашел формальный предлог: пропущены все сроки, — и отказал ей.
— Я ни за что не уеду в Москву! — сказала Аня, вытирая слезы, когда они с Андреем шли из института.
— Зачем же в Москву? — спросил Андрей. — Ведь мы же… подали заявление в загс.
— А общежитие?.. Ты ведь сам сказал, что у брата не будем жить… Вот придется теперь ждать! — со слезами в голосе говорила Аня. — Но я все равно не уеду, буду около тебя. Расскажи мне, какие еще институты есть у вас в Светлорецке?
— У нас больше нет институтов… ни одного.
Аня опять заплакала.
Андрей не знал, что делать, смутился. Он не переносил женских слез. Он хотел остановить ее хоть чем-нибудь, хоть на минуту:
— Слушай, Аня… ну не плачь… знаешь… я ведь пишу стихи.
— Стихи? — удивилась Аня и посмотрела на него украдкой.
— И у меня есть стихи… Понимаешь… они мне очень теперь помогают…
— Разве ты поэт?
— Послушай, но это не те, что я написал у Илизарова. Это — в поезде.
С жизнью в бой вступай смелее,
Не отступай ты никогда,
Будь отчаянья сильнее -
И победишь ты, верь, всегда!
— Вот как? — Аня робко улыбнулась. — Как ты сказал? Будь отчаянья сильнее… Здорово! Ну хорошо, буду, — тряхнула она волосами и стала вытирать слезы. — А техникумы здесь есть?
— Есть! — обрадовался Андрей. — Лесной. Жаль, это никакого отношения не имеет к Арктическому месту. И есть медицинский…
— Медицинский? — оживилась Аня. — А помнишь корабельный госпиталь? Я тогда себе слово дала, что если… ну, понимаешь… если… то я на всю жизнь пойду в медицину.
— Так ведь я же… Ну, выздоровел…
— Раз меня не пускают в технический мир — пойду в медицинский! Жаль, у вас здесь нет консерватории!
И они поцеловались прямо на улице…
Проходившая старушка покачала головой, мальчишка свистнул с забора, а проезжавший шофер засигналил.
Консерватории в Светлорецке не было, но Дворец культуры был. И каждое утро Андрей слушал там игру Ани на рояле. И полюбился ему этюд Скрябина (Соч. 2 э 1), который Аня играла особенно проникновенно.
В медицинский техникум она все же поступила и стала все дни просиживать за книгами и тетрадками. И каждый вечер Андрей приходил к Денисюкам, чтобы видеться с Аней. Дениска был рад старому другу.
Огромный, мускулистый, с квадратным лицом и пробивающимися усами, Денис окончил ПТУ и работал на заводе водопроводчиком. Он увлекался тяжелой атлетикой и астрономией.
— Да я ж тебе дам глянуть в мою подзорную трубу-телескоп! Сам сварганил. Марс побачишь.
— Неужели и каналы видно? — интересовалась Аня.
