Мы вскочили и бросились в сторону, откуда раздался взрыв. Из кустов выбежало какое-то маленькое животное и исчезло.
Мы добежали до котлована. К счастью, ничего страшного не произошло. Радиотелескоп стоял на прежнем месте, а трое монтажников, сидя на корточках, пристально разглядывали что-то на дне котлована. Мы подбежали к ним.
— Что случилось?
Они пожали плечами. Почва в одном месте слегка порыжела, и там валялись какие-то осколки.
— Никто не ранен?
— Нет.
— Тут что-то взорвалось?
— Если и взорвалось, не все ли равно? — безучастно произнес один из монтажников.
— Что ты имеешь в виду?
Он как-то странно поглядел на меня.
— Все равно нам отсюда не выбраться. На эту проклятую планету посылают как на верную гибель.
— Я смотрел на него в изумлении. И это тот самый космонавт, что всего несколько минут назад весело махал нам рукой! Сейчас он и двое его товарищей стояли рядом с нами, с виду живые и невредимые, и все же что-то с ними было неладно.
Врач нашей экспедиции несколько обленился без практики, но, как только в нем появилась надобность, вновь стал живым и энергичным. Пока монтажники раздевались, мы попытались выяснить у него, что с ними случилось.
— Доктор…
— Да погодите же, черт возьми, я и сам толком ничего не знаю!
Он стремительно шагал из угла в угол по блестящему полу врачебного кабинета. Мы решили, что мешаем ему, и направились в клуб. Из кибернетической лаборатории донесся смех Елены, но мы прошли мимо — не было настроения.
Выскочивший из своего кабинета химик чуть не сбил нас с ног.
— Что это было? Говорят, вы видели?
— Да, — сказал я. — Эта штука специально остановилась перед самым нашим носом, чтобы мы могли рассмотреть ее со всех сторон.
Он обиделся.
— Уж и спросить нельзя!
Мы вошли в клуб. Кто-то хлопнул меня по спине так, что у меня перехватило дыхание. Я обернулся.
— Марлен! Бродяга! Привет самому главному кибернетику!
Он широко улыбнулся.
— Первыми, кого полностью вытеснят мои роботы, будут пилоты-космонавты! Удивляюсь, кому ты еще нужен!
И мы оглушительно захохотали. Таков уж был наш обычный обмен любезностями при встречах, заведенный много лет назад.
В дверях показался седовласый начальник экспедиции.
— Хольст, расскажи-ка, в чем дело.
Мы описали ему все, что видели. Собравшиеся внимательно слушали, даже Марлен перестал шутить. Потом все принялись наперебой расспрашивать о подробностях, особенно женщины. К счастью, нас выручил доктор.
— Никаких телесных повреждений у них нет, — хмуро сказал он. — Ни ожогов, ни следов радиоактивного облучения. Организм функционирует нормально.
— В чем же дело?
— Депрессия. Сначала появилось все нарастающее чувство отчаяния, оно сменилось глубокой апатией. Люди становятся буквально неузнаваемыми.
— Как это — неузнаваемыми?
— Психически, черт подери! Уж не знаю почему, но они больше не отчаиваются, просто им все безразлично.
— А что сказал биолог?
— Ну, что он может сказать? Все трое живы, никаких видимых нарушений нет, надо полагать, они вне опасности… Но это уже не те люди, что прежде.
Мы притихли. Доктор стоял посреди комнаты, нервно потирал руки и шепотом чертыхался.
— Какой странный несчастный случай, — проронил наконец начальник экспедиции.
Хольст покачал головой.
— Это не несчастный случай. Это был снаряд.
— Ты имеешь в виду, что это умышленное нападение?
Хольст сжал губы и кивнул.
— Еще ни на одной планете человек не подвергался нападению… прямому, — возразила жена химика.
— А на скольких планетах вы побывали? — огрызнулся я.
Доктор ушел к пострадавшим, а мы, усевшись поудобнее, постарались трезво оценить обстановку. Хольст начал доказывать, что обследование континента Б больше откладывать нельзя.
— Я понимаю, — сказал он, — строительство базы важнее всего. Но как бы нам не просчитаться с этой «идиллией» на Тристане. Как бы нам не помешали достроить базу.
— Кто?
— На этот вопрос я смогу ответить, когда вернусь с континента Б.
Хольст, видимо, не сомневался, что начальник экспедиции поручит ему возглавить разведку континента. И он не ошибся.
— Даю тебе три дня, — сказал наконец начальник. Казалось, он был сильно озабочен всем случившимся, но вынужден признать, что в сложившейся обстановке предложение Хольста весьма разумно.
Хольст выбрал в спутники Марлена и меня. Я был рад. Четвертым он хотел взять доктора, но тот решительно воспротивился.
— С ума сошел! — сердито ответил он Хольсту по видеофону. — Разве ты не знаешь, что у меня трое пациентов на руках, лезешь со всяким вздором.
Хольст распрощался с нами в коридоре.
— Итак, друзья, решено, отправляемся завтра. Ты, Марлен, доктор и я.
— Доктор же отказался?
Хольст снисходительно усмехнулся.
— Я его знаю. Ему нужно все досконально обдумать. Подождем до десяти.
В четверть одиннадцатого появился доктор и деловито осведомился, когда и откуда мы завтра вылетаем.
Внизу под нами перекатывались белые гребешки лиловатых волн. Из-за сильного бокового ветра лететь пришлось на большой высоте.
Пора бы Хольсту сменить меня у штурвала дископлана, но он был занят беседой с доктором в глубине кабины, и я решил не прерывать их. Вести машину было скучновато, но не утомительно.
Вечерело. «Интересно, что мы будем делать, если ночь застанет нас над океаном», — подумал я. Не будь волн, дископлан мог бы опуститься на воду. Но даже с этой высоты видно, что океан неспокоен.
— До темноты мы достигнем суши, — утешил меня Марлен. На берегу нас ждет великолепная посадочная площадка и почетный караул из тристанцев в мундирах с надраенными пуговицами.
— А специально для тебя будет выстроен полк роботов, чтобы ты не скучал.
Я хотел сказать еще что-то, но моего плеча коснулась рука доктора.
— Что это? — Он показал вправо, палец его чуть дрожал.
— Это и есть континент Б, — негромко произнес Хольст.
На горизонте показалась синеватая полоска. Я слегка изменил направление полета, держа курс на загадочный континент. Минут через десять уже не оставалось сомнений, что это суша.
Кверху поднималась струйка дыма.
— Вулкан, — заметил доктор.
— На равнине?
— А почему бы и нет?
— Ну, конечно, — укоризненно сказал Марлен. — Ведь мы на Тристане, а на Тристане все должно быть иначе, чем на Земле. Жители этой планеты ходят на голове, а уши у них на коленках.
По мере нашего приближения к берегу становилось все темнее. Сумерки здесь сгущались быстро, тьма наступала непроглядная, серое небо неумолимо поглощало свет. Континент под нами постепенно окутывала мгла.
