Байдаров с Григорьевым встретился в вестибюле.
После восклицаний, приветствий и слов, которые обычно говорят в таких случаях, Байдаров отступил на шаг, оглядел приятеля, одетого в белый халат с завязками на спине, и заметил неодобрительно: — И чего тебя опять на медицину потянуло, искатель приключений?
— Ничего не поделаешь, — с шутливой безнадежностью вздохнул Григорьев.
— Ага, — понимающе протянул Байдаров, он добавил совсем тихо: — значит витаминами профессора Русакова опять кто-то заинтересовался?
Григорьев, не ответив, неожиданно покраснел.
Байдаров уже было подумал, что смутил товарища бестактным вопросом, но тут же услышал легкие шаги.
В вестибюле показалась Таня. Она приветливо кивнула Григорьеву и прошла мимо.
Байдаров с глубокомысленным видом уставился на дым своей папиросы.
— Так, так, — наконец, произнес он. — Плохо твое дело, товарищ Григорьев. Уж очень тебе медицинский халат не идет.
Услышав голос шофера, Демарсе поднял тяжелые веки и с трудом сообразил, что он находится в такси, что перед ним ворота клиники и что нужно выходить.
Он поднял с сидения свалившуюся кепку, клетчатую, как у американского киногангстера, нахлобучил ее на голову и выбрался из машины. Потянулся и со вкусом зевнул, сверкнув золотыми коронками.
Шофер, предупредительно открывший дверку, оглядел пассажира и прикинул в уме, какого же вопроса можно ожидать от него: «сколько?» или короткого и солидного — «без сдачи!». Но пассажир не сказал ни того, ни другого. Он заложил руки в карманы и направился к воротам, как будто приехал не в такси, а в своем собственном лимузине.
Шофер озадаченно моргнул и поймал его за рукав.
— А платить?
Пассажир посмотрел на него с веселым благодушием, как бы не понимая, о чем идет речь.
— Пять двадцать! — уже обеспокоенно сказал шофер, тыча пальцем в счетчик.
Не говоря ни слова, пассажир вывернул оба кармана. Этот красноречивый жест был сделан с таким невозмутимым и убежденным видом, что шофер понял всю бесполезность дальнейших требований. Он выругался и со злости так развернул машину, что она заскочила передними колесами на поребрик.
Демарсе улыбнулся ему, снова заложил руки в карманы и направился к проходной.
Дежурный вспомнил, что частенько видел молодого человека в обществе фрейлейн Морге. Однако решив, что это еще не дает тому права на безоговорочный проход в клинику, он встал и загородил дорогу.
Демарсе резко оттолкнул его плечом. Дежурный ухватил его за рукав.
— Пропуск?
Глава у Демарсе округлились, как у тигра, которому наступили на хвост.
— Вот что, дорогой, — сказал он, — я согласен с тем, что шофер такси имел право хватать меня за рукав, но тебе я такого права не давал.
Дежурный упрямо не уступал дороги и даже пытался вытолкнуть посетителя за дверь. Тогда Демарсе вынул руку из кармана и безжалостно-сильно ударил под ложечку дежурного. Тот икнул, выпучил глаза и, хватаясь руками за косяки дверей, начал оседать на пол.
Подставив под него табурет, Демарсе с безмятежным видом прошел во двор клиники, и когда дежурный, наконец, очнулся и повернул голову, то увидел, как посетитель входил в двери подъезда.
Дороги, которые привели Жака де Марсе, потомка французских графов, к дверям кабинета фрейлейн Морге, были ухабисты и грязны. Его отец, умирая, оставил ему в наследство только долги и дворянскую приставку «де». Демарсе приставку принял и присоединил ее к фамилии, от долгов же благоразумно отказался. Не имея ни денег, ни специальности, Демарсе жил тем, что занимался разными темными делами. В Зиттине он, наконец, попался на уголовной афере и был отдан под суд.
От тюрьмы спасла фрейлейн Морге, случайно увидевшая его дело у шефа полиции. Ей нужен был человек для кое-каких, известных ей одной, поручений. Шеф полиции любезно предоставил Демарсе в ее распоряжение; впрочем, пока не освобождая его от угрозы тюремного заключения.
Для фрейлейн Морге Демарсе не представлял загадки. Она понимала его, знала, что ему можно поручить, была к нему требовательна, платила его долги и не доверяла более, чем было нужно. В целях конспирации, а дела, которые поручались Демарсе, обычно требовали этого — она не разрешала ему приходить в клинику без ее ведома.
Прикусив зубами верхнюю губу, фрейлейн Морге задумчиво разглядывала лежавшую перед ней телеграмму.
— Вот как? — холодно удивилась она увидя Демарсе. — Вас пропустили в клинику? — она протянула руку к телефону. — Очевидно придется уволить дежурного.
— Не звоните, — сказал Демарсе, — Дежурный не виноват. Он не пропускал меня.
— Но вы все-таки прошли..
— Я прошел через него. Он жив, не беспокойтесь.
— Я беспокоюсь за ворота клиники.
— Он уже очнулся, вероятно. Не сердитесь, у меня было срочное дело.
Фрейлейн Морге указала на стул.
— Понимаю, — сказала она. — Только вы зря торопились. Господин Эксон отказался подписать мой последний счет.
— Неужели?
— Господин Эксон, — фрейлейн Морге цедила слова медленно, сквозь зубы, телеграфирует, что он приедет к нам с ревизией. Мы стоим ему очень дорого. Он желает лично проверить, как идут наши дела.
— Разве наши дела идут плохо?
— Плохо, Демарсе.
— Расскажите, если не секрет.
— Теперь уже, к сожалению, не секрет, раз о наших делах знает советская контрразведка. Видите ли, Демарсе, нам нужно было достать рецепт лечебного препарата в одном институте Советского Союза. — с трудом заладила кое-какие связи, послала человека…
— Понимаю, — перебил Демарсе, — его поймали. А вы пошлите меня.
Фрейлейн Морге усмехнулась.
— Возможно я это сделаю, когда вы мне не будете нужны, — сказала она. Я вторично посылала. Но русские насторожились. Их контрразведка, оказывается, неплохо работает. Они поставили в институте своего человека… и я зря потеряла всю свою агентуру. Мы ничего не достали, а это дело стоило мне уйму денег. Господин Эксон будет очень недоволен, когда я покажу ему счет моих расходов по клинике.
— А если он вообще откажется платить?
Медленно собрав в кулак телеграмму, фрейлейн Морге выбросила ее в корзину для бумаг.
— Тогда, мой дорогой Демарсе, вам, очевидно, придется отправиться либо в тюрьму, либо — в лучшем случае — устроиться исполнителем в ночной клуб.
— А вы?
— А я?.. — Она заложила руки за голову и устало потянулась в кресле. Мне господин Эксон еще в прошлом году предлагал небольшое совместительство, — она брезгливо прищурилась, — может быть, стоит подумать, мне кажется, оно не доставит мне особенных беспокойств.
