- Слушай, - снова спросил я, - но как здесь можно работать? Это же Москва, а не какая-то там Хацапетовка...
- Нам строят испытательный полигон, - сказал Жора.
Когда я был наспех ознакомлен со всем арсеналом борьбы с раком и вражескими подлодками, мы снова уселись в какие-то драные кресла, он посмотрел мне в глаза и задал свой главный вопрос:
- Как там мои Натальи?
В Москве он жил один, и ему, я знал, не хватало его Наташ. Он, конечно, звонил им, но разговаривающий пластик не мог заменить блеска их глаз и задорного смеха. Я это прекрасно понимал. Я стал рассказывать все, что о них знал. Жора слушал.
- Ладно, - вскоре прервал он меня, - хватит. Гоголь-моголь будешь? Яйца свежайшие, из соседней деревни.
Это был золотой вопрос!
- Давай свои яйца, - согласился я.
Весь день я проторчал в лаборатории, восхищаясь новенькими, сверкающими в свете гудящих ламп дневного света перфузионными модулями и целлоскопами, центрифугами и шутель-аппаратами. Правда, большая часть научного оборудования стояла еще в деревянной обшивке, нераспечатанной. Жора водил меня по комнатам и тыкал пальцем то в цейссовский аппарат, предназначенный для съемки клеток, то в блок электронно-вычислительной машины, занимающий полкомнаты, то еще в какие-то ящики с аппаратурой, назначение которой он и сам затруднялся определить.
- Остальные еще не подвезли...
По его проекту где-то на Западе был создан дезинтегратор тканей, Жорин конек, который вывез его на вершину научной славы. Мне всегда казалось, что Жора способен создать не только дезинтегратор клеток и тканей для изучения тонкого их строения, не только дезинтегратор отдельного человека, но и дезинтегратор всего человечества. Если, конечно, это ему понадобится. Ему или человечеству. Мне казалось: дай ему рычаг - он и Землю сдвинет. Конечно же, я завидовал Жоре, его возможностям и радовался его успехам. Да, его методы тестирования биологически активных химических соединений широко использовались в фармакологической промышленности и приносили немалые прибыли, а значит, предоставляли безграничные возможности для научного поиска. Это большой козырь для творческой личности. И Жора творил.
К часу дня или к двум в подвал стали стягиваться боевые силы науки, пили кофе, курили, говорили, шептались, гудел улей, я сидел тихонько в углу, наблюдал... На меня обращали внимания не более чем на вешалку. Никто со мной не поздоровался, никто мне даже не кивнул. Жора, казалось, тоже забыл обо мне. Я прикрыл глаза и сделал вид, что уснул. Прошел час или два, или три, я менял только позу, склоняясь на подлокотник то в одну сторону, то в другую, а потом-таки и уснул, а когда проснулся и открыл глаза, оказался совершенно один. Оставалось ждать. Жора появился минут через сорок.
- Выспался? - спросил он.
Я встал, чтобы у него была возможность хлопнуть меня по плечу.
- А теперь едем есть, - сказал он, - я тебе расскажу.
Он любил поесть, но не жадничал и не был падок на вкусное.
Мы пили пиво где-то на Арбате в каком-то ночном пивбаре, жевали соленые пунцовые креветки, курили. Теперь я подробно рассказывал ему о наших экспериментах, он слушал, заботясь только о том, чтобы моя кружка не оставалась пустой; дымились в пепельницах сигареты, и росла гора шелухи от креветок. Неожиданно он спросил:
- А что, Нобелевская, это правда?..
Я пожал плечами: мол, не знаю. Затем стал рассказывать о трудностях, с которыми столкнулся, оформляя документы, и о тех, кто хотел к нам примазаться. Это были забавные истории.
- Ты у нас, как Пастернак.
Я улыбнулся: ничего не поделаешь.
- Плюнь на них.
- Я плюнул, - сказал я.
- И на Авлова своего тоже? Слушай, как ты с ним ладишь? Это же такое мерзкое существо... Он как клей ПВА - липнет... И орет, и орет... Ор для него...
- ПВА - да, точно! Липнет так, что хочется поскорей отмыть руки...
- Отрубить!
- Отрубить?
- Ага, - сказал Жора, - а куда же с такими руками? Лапать липкими... Бзззз... И заткнуть его кроманьонскую пасть сочным кляпом. Но послушай, как тебе удалось?..
Он не договорил, прикуривая сигарету, затем неожиданно спросил:
- Хочешь, я тебя куплю?
Он выдохнул в сторону дым и поднес огонек зажигалки к моей сигарете. Я прикурил и не смог ему тут же ответить. Он ждал. Я не знал, что на это сказать.
- Дорого, - добавил он, чтобы пауза не показалась мне вечностью.
Я сбил в пепельницу еще не существующий пепел.
- Ты хочешь узнать, сколько мне нужно для полного счастья? - спросил я.
Жора, склонив к левому плечу коротко стриженную лобастую голову и щурясь от дыма сигареты, рассматривал меня, как рассматривают коня в стойле. «Рассматривай, сколько хочешь, - думал я, - но задешево я себя не отдам». Вообще мысль о том, что меня можно купить за какие-то там рубли, была просто смешной.
- Ты молчишь? - спросил он и добавил, - соглашайся...
Снова повисла пауза.
- Может, водочки?..
Он знал, что водку я не терпел!
Я ни словом не обмолвился ни об Азе, ни о нашем клоне, ни о своих собственных клеточках, которые я собирался клонировать. Это были мои козыри, сюрпризы для Жоры.
- У тебя денег не хватит, - отшутился я.
Казалось, он не слышал меня, молча уплетал креветки и загадочно молчал. А я не выкладывал своих козырей.
- Если нам удастся хоть на два-три года продлить жизнь...
Я изредка, под настроение, брал в рот дымящуюся сигарету, делая вид, что курю.
- ... и мы станем дружить против старости вместе, - говорил Жора.
Голова гудела не только от пива, но и от избытка чувств и тех сведений, что удалось ей схватить за истекший день. Надо сказать, я не терпел прокуренных помещений и пиву всегда предпочитал чай или кофе, или мороженое с кислым вином, густую терпковатую фанту. От его предложения выпить водки меня просто передернуло, для борьбы с подступающей тошнотой пришлось призвать на помощь все свои силы. Захотелось выскочить на свежий воздух, я готов был даже мерзнуть, однако единственным спасением для меня стал туалет, где удалось несколько раз освежить лицо холодной водой из крана. А Жора сидел за столом, как новая копейка. Никакое пиво его не брало. Он снова долил доверху мой едва отпитый бокал.
- Знаешь, - сказал он с досадой в голосе, - а у меня тут ни черта не получается. Современнейшее оборудование, любые реактивы, филигранная техника, ты же знаешь, и ни-ни... - По соседству с нами что-то весело звякнуло, Жора на секунду замер, прислушиваясь, затем продолжал:- Все, кажется, делаешь правильно, но результата нет.
Мы помолчали, я сделал маленький глоток и бросил в рот соленый орешек. Вдруг мне вспомнилась Аня! Вспышка молнии, миг!.. И все.
- А денег, - продолжал Жора, - у них немеряно. За лишний год жизни они отдадут золото партии. Они...
- Как это «лишний»?
Жора только хмыкнул, а я поймал себя на мысли, что забыл даже, как Аня выглядит. Почему она вспомнилась мне?
- Ты же понимаешь, что по фенотипическим проявлениям можно узнать, что ждет человека через месяц, через год...
Я кивнул: конечно.
- Сейчас стало модным говорить о конце генетического кода. Чушь, конечно, собачья - у кода не бывает конца. Исчерпывается лишь источник генетической информации, что-то там скукоживается и дохнет. Все на свете когда-то кончается. А ты, мне кажется, умеешь продлить то, что сегодня должно кончиться, верно?
Я слушал.
- Лишняя жизнь - это то, что осталось после того, что неизбежно кончилось. Я полагаю, тебе не надо объяснять, что... Тут и дураку ясно...
- Ясно-ясно, - сказал я и улыбнулся, - очень понятно.
Жора тоже улыбнулся, откинулся на спинку стула и закурил.
- И мы это «осталось» можем пощупать. Верно? И контролировать. Верно?
- Никаких сомнений.
Жора снова облокотился на стол и уперся в меня взглядом.
- Вот мы тебя и продадим, а? У них денег - не-ме-ря-но, - повторил он еще раз, - ты понял?
Мы помолчали. Я не знал, что ему ответить. Продлить жизнь клетки, бабочки или мышки, за это я мог бы взяться, но я не имел ни малейшего представления, как увеличить на один-единственный день жизнь человека. На час, на минуту! Он встал, я за ним, мы оделись и вышли на улицу. Арбат сиял огнями, улица уже была пуста, по Калининскому проспекту, шурша на большой скорости, мельком прошмыгивали поздние машины. Мы остановили такси и... вскоре уже сидели в креслах его квартиры. В тот вечер он предложил мне участвовать в разработке способов продления жизни крупным властьпредержащим персонам - из верхушки страны.
- У меня есть один генерал, - сказал он, - ты ему понравишься.
Я - человек трезвый, и сначала принял это предложение за шутку, поэтому остался далеким от намерений нравиться какому-то служаке. Я понимал, что просто так к членам правительства никого не подпускают.
