У меня сразу пересохло в горле. Я залпом допил вино и промямлил:
- Раз ты так говоришь, значит, так оно и есть.
- Я иногда веду с Гиперидом дела. Он мне кожи продает, в основном лошадиные шкуры. Иногда я у него янтарь покупаю, если цена подходящая. Передай ему привет от меня.
Я обещал, что передам.
- Так тебе нужно только узнать, где находится Эобаз?
- Если бы ты мог помочь нам освободиться, мы были бы тебе очень признательны, - сказал я.
Он кивнул.
- Хорошо. Я завтра приду поговорить с Эгесистратом, а там посмотрим. Ты знаешь, где находится храм Плейстора?
Я покачал головой.
- К северо-западу от города, на высоком холме. Фракийцы всегда строят свои храмы на холмах. Это очень большой храм, потому что Плейстор - бог войны. Мы же зовем его Арес.
Я спросил, далеко ли это.
Клетон почесал пальцами бороду.
- Я там нечасто бываю, сынок, - ответил он. - Что-нибудь стадий десять. Там есть одна дорога - по ней к храму движутся процессии, и она поэтому мощеная, хорошо утрамбованная. Ты ее сразу заметишь. Она выведет тебя прямо к храму - не заблудишься.
Но я все же заблудился, и теперь думаю, что Клетон вряд ли когда-нибудь ходил по этой дороге ночью, да еще без фонаря. Дорога, о которой он говорил, начиналась прямо от рынка, как я и предполагал, и она действительно была хорошо расчищена и утрамбована. За ней, видимо, хорошо следили и ухаживали, такая она была гладкая, а резные столбы вдоль нее стояли через каждые десять-пятнадцать локтей и по обе стороны.
Ночь была уже на исходе, в воздухе буквально чувствовался рассвет (хотя заря еще и не думала загораться). Когда я выбрался из города, дорога пошла вверх, и вскоре я поднялся на невысокий холм и увидел справа вдали красный отблеск нашего костра. Кто-то, видимо, проснулся от холода и подбросил в костер дров. Интересно, кто это и заметил ли он мое отсутствие?
Потом я вышел на развилку двух дорог; обе они были, насколько я мог судить в темноте, одинаково широкими и ухоженными, но было совершенно невозможно определить, которая из них ведет к храму Плейстора. Решив, что благоразумнее держаться неподалеку от нашего лагеря (я рассчитывал вернуться туда еще до зари), я выбрал правую дорогу. Далеко по ней я уйти не успел: услыхал музыку и вскоре заметил пламя факелов.
Едва я успел отступить в сторону, как на дороге появились танцующие девушки. Их было пять. У двух в руках были цимбалы, у двух - тимпаны. Далее следовала еще группа людей с флейтами и факелами. Пятая девушка из первой группы, у которой не было никаких музыкальных инструментов, вдруг прервала свой дикий танец и обняла меня. Я был совершенно ошарашен этим.
- Ты разве не узнаешь меня, Латро? Ну да, ты все забываешь, но не так же быстро, наверное? Пойдем, будем плясать вместе. Знаешь такой танец? Она схватила меня за руку, и через секунду я уже прыгал и кружился вместе с нею, причем сапоги мне ужасно мешали.
- Шаг влево, шаг вправо, поворот и полный оборот. Влево, вправо, снова вправо. Очень хорошо! У тебя отлично получается!
Остальные танцовщицы чуть расступились, чтобы видеть нас, и я чувствовал, что они улыбаются в темноте.
- Еще совсем недавно ты сидел у костра и что-то писал, но сам не мог глаз от меня оторвать. Ну что же теперь ты не хочешь поплясать со мной?
Задыхаясь, я попытался объяснить ей, что у меня срочное дело в храме Плейстора.
- А-а, так ты, значит, заблудился, бедняжка! Эта дорога ведет в храм Матери богов - мы как раз идем оттуда.
Тут нас догнал еще кто-то, кого я сперва, не разобравшись, принял за амазонку; он сказал, что нам не следует танцевать впереди процессии и надо подождать, пока не проследует царь.
Я был рад немного передохнуть, согласно кивнул и отошел в сторону, но Элата рассмеялась и сказала гонцу, что она вместе с друзьями плясала во главе процессии всю дорогу от храма.
- Ах, вот как? - воскликнул гонец (голос его больше похож был на женское контральто). - И много вас тут?
Она ответила, что много, и он, вроде бы желая увидеть их, побежал дальше, но промчался мимо танцовщиц словно слепой.
Не успел он исчезнуть во тьме, как к нам приблизилась вторая группа танцоров. Здесь были и музыканты - все мужчины и все босиком. Босые мужчины теснились возле всадников, и, хотя прошло совсем немного времени, я уже не очень хорошо помню того, кто ехал позади первого всадника: наши глаза встретились, и я уже не мог отвести взгляда. По-моему, он тоже.
Он был молод, высок и широкоплеч. Ехал он верхом на молочно-белом жеребце. Кольчуга, сверкающая как золото, закрывала все его тело от шеи до пят. На нагруднике был изображен лев, а на ножных латах - лицо женщины, торжественное и спокойное; но именно его лицо я запомнил лучше всего: широкие брови, пронзительный взгляд, тяжелый подбородок. Это было, мне кажется, лицо человека, способного вести за собой огромное войско не только на край света, но и за его край.
За этим и остальными всадниками на некотором расстоянии двигался всякий сброд; эти люди тоже пели и размахивали факелами. Наверное, они были из города, хотя не уверен. Когда мимо нас прошел последний их них, я спросил Элату, не бог ли войны едет впереди. Она рассмеялась моему вопросу - как смеялась и над женоподобным жрецом - и сказала, что это вовсе не бог, а царь Котис.
К этому времени розовоперстая богиня зари Эос показалась на восточном крае небосклона, и мне, хоть я и рассчитывал добраться до храма фракийского бога войны, захотелось поскорее вернуться в лагерь, пока Эгесистрат еще спит. Вместе с Элатой мы сошли с дороги, спустились по изрытому копытами овец склону холма, пересекли поле и перепрыгнули через несколько канав, полных воды. Путь нам указывали отблески угасающего костра и поднимавшийся к небесам столб белого дыма над ним. Эгесистрат спал в своей палатке, завернувшись в плащ. И я воткнул ему в спину свою Фалькату.
Сперва я и сам не понял, что сотворил. Я так и стоял, глядя на безжизненное тело, пока Иппофода и чернокожий не обхватили меня сзади и не вырвали у меня из рук Фалькату. А потом очнувшийся Эгесистрат велел им держать меня в палатке и не выпускать наружу. И чернокожий, который по доброте душевной принес мне мой свиток и свинцовый стиль (он был засунут за стягивающие свиток тесемки), ясно дал мне понять (с помощью множества жестов), что и он, и амазонки убьют меня, если я вздумаю бежать.
Вспоминая события той ночи, я никак не могу понять, отчего я так страстно желал отнять жизнь у Эгесистрата-прорицателя. Ведь именно ради дружбы с ним, а вовсе не из уважения к Гипериду, капитану из Афин, я отправился на поиски Эобаза. Да я и не помню этого капитана, знаю только его имя, да кое-что прочитал о нем в своем дневнике. И все же, всем сердцем желая смерти Эгесистрату, я не видел в этом никакого противоречия.
