Но если узы все-таки наметились – следует грубо прогнать ее. Чтобы обида пересилила нарождающуюся привязанность.
– Зачем ты приехала, Анжела? – спросил он холодно.
– Затем, – отозвалась она безразлично. – Не имеет значения.
– Больше никогда так не делай. Ладно? Больше не приезжай.
Она подняла на него глаза; он поднялся. Не следует затягивать с расставанием. Больной зуб не удаляют в три приема…
– Такси будет через пять минут. Ты готова?
Анжела неопределенно пожала плечами.
Влад снова некстати вспомнил Изу. Она-то, бедная девочка, успела привязаться к Владу крепко-накрепко. Безо всякой постели – просто так, за разговорами, за шахматами…
Влад оставил свой чай недопитым. Вышел на крыльцо – такси все еще не было; он прошел в кабинет, вытащил из секретера деньги, отсчитал пять крупных бумажек, вернулся в столовую:
– Вот.
– Я не возьму, – сказала она медленно. – Я не нуждаюсь в подачках.
– Потом вышлешь мне по почте.
– Пошел к черту, – сказала Анжела, и он невольно поморщился. Не от слов – от интонации. Да, она воспитывалась не в частной школе для благородных девиц. Тем легче перенесет обидный щелчок по носу…
Ему захотелось сказать ей что-то теплое. Извиниться. Объяснить.
Он сдержался. Отхлебнул от своей чашки. Чай показался очень крепким.
Анжела быстро глянула на него – и снова отвернулась. Выпил чашку до дна, с трудом глотая, не зная, что еще сказать – но в этот момент со двора просигналила машина.
– Ну вот, это такси, – он взял за длинную ручку ее клетчатый чемодан на колесиках. – Идем.
Она шла следом за ним. Они миновали коридор…
Перед самой входной дверью он, в последний раз шагнув, мягко опустился на пол.
* * *
– Что…
– Ты ударился головой, – сказала женщина.
– Что?!
– Ты неудачно поскользнулся, упал, ударился головой… Не волнуйся. Как только ты окончательно придешь в себя, я уйду.
– Что случилось… Черт…
Он лежал на диване, под пледом, во рту было сухо, перед глазами корячились серые червячки, и сколько ни моргай – не исчезали.
– Ты потерял сознание. Поэтому, извини, я не уехала сразу же, а сочла возможным дождаться, пока ты очнешься…
– Сколько… который?!
– Ты сутки пробыл без сознания.
– Сколько?!
– Сутки. Я хотела вызвать «Скорую помощь», но что-то с телефоном…
– Что с телефоном?!
– Нет гудка, – Анжела пожала плечами. – Я хотела сбегать к соседям… Но тут и соседей-то нет. Я… ну, короче, я медсестра по профессии. Знаю, что беспомощного человека нельзя оставлять без присмотра. Он может, например, подавиться собственным языком, или захлебнуться рвотой…
Влад поморщился – подобные предположения были, конечно, маленькой Анжелиной местью. Он поднял руку – комната перед глазами качнулась. Потрогал затылок. Было больно.
– Тебе следует лежать, – сказала Анжела. – У тебя, по-видимому, сотрясение мозга.
– Не помню, чтобы я ударялся обо что-то головой, – сказал Влад.
– Это редко кто помнит. Как падал, помнишь?
Влад сдвинул брови. Падение в его памяти отложилось – даже не падение, а тошнотворное соскальзывание вниз по черной бездонной трубе.
– Дай попить, пожалуйста, – попросил он, передернувшись от этого воспоминания.
Анжела подала ему тяжелую чашку с изображением горнолыжника; Влад пил, ударяясь зубами о фарфоровый край.
– Спасибо…
Он с трудом сел. Откинул плед. Переждал головокружение, спустил ноги на пол.
Ноги были голые. На Владе был трикотажный свитер-водолазка – и трусы. Все.
– Лучше лежи, – заботливо предупредила Анжела.
– Телефон…
– Можешь сам проверить.
И она протянула ему трубку; кнопка «Разговор» провалилась мягко, беззвучно, безжизненно. Динамик оставался мертвым.
Влад положил трубку на табурет рядом с диваном. Облизнул запекшиеся губы. Поднял глаза на Анжелу.
На ней был домашний халат. На ней были тапочки с меховой оторочкой. Волосы гладко зачесаны назад, лицо почти без косметики – вся она была воплощением домашнего, удобного, привычного. Это она-то, экстравагантная хозяйка необъятной рыжей шубы!
– Где ты была… все это время? – спросил он мягко.
– Здесь, – отозвалась она коротко. – Мне показалось, что человеку, который потерял сознание, надо все-таки помочь. Я не права?
– Ты была в этой комнате? – уточнил он.
Она усмехнулась – чуть презрительно, как ему показалось:
– Я медсестра. В прошлом – сиделка. Знаю некоторые особенности человеческого организма, не боюсь никакой работы, в том числе грязной… Да, я была в этой комнате. Когда в этом появлялась необходимость.
Влад закусил губу. Двадцать четыре часа… Если прежде узы только намечались – сейчас они рывком окрепли. Это ведь из ряда вон выходящая ситуация, эмоциональный всплеск, она была рядом, касалась его, меняла ему белье, черт побери…
Черт, черт, тысяча чертей. Она уже ощутила себя мамкой при младенце, она вжилась в эту роль, теперь ей действительно кажется, что она должна быть рядом. Что она нужна ему – и в конце концов дождется благодарности…
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она заботливо.
Влад попытался встать. Потерял равновесие; Анжела поддержала его под локоть. Ему вспомнилось: заснеженный лес… Он, пьяный, счастливый, оступается в сугробе…
– Так что, у меня сотрясение мозга?
– По всей видимости.
– Так что, надо вызывать врача?
– Разумеется.
– И что, телефон не работает?
– Я понимаю, тебе трудно сосредоточиться, – сказала она сочувственно.
– У тебя же мобильник, – сказал Влад медленно.
– Отключился, – Анжела виновато пожала плечами. – Кредит вышел… Я всегда забываю пополнить… Он не работает.
– Мой работает, – сказал Влад. – В кармане куртки.
– Черт, я же не знала! – разволновалась Анжела. – Давай, я врача вызову… Или лучше сам вызовешь… Где, ты говоришь? Где мобильник?
– Отпусти, – он высвободился. – Не надо… Я сам.
И пошел, держась за стены; доковылял до ванной, посмотрел на себя в зеркало… Землистого цвета человек с растрескавшимися, как пустыня, губами. В глазах неохотно рассасывается муть.
Умылся. Глаза в зеркале сделались яснее. Головокружение унялось. На трикотажном свитере – прямо на плече – Влад увидел приставший каштановый волос.
Усевшись на край ванны, стянул свитер через голову. Прислонил к лицу.
Запах. Ее запах, памятный еще по Трем Ручьям.
Свитер насквозь пропитался дорогими женскими духами.
