глазами.
— Убирайся отсюда! — рявкнул Лео и сказал Барни: — Найди какую-нибудь линейку или щетку, чтобы его прогнать.
Барни вышел из кабинета.
— Черт с ним, мисс Фьюгейт, — сказал Лео, затягиваясь. — Я даже думать не хочу, что это может быть и что это означает.
Поскольку это могло означать, что Элдрич — в лице маленькой Моники — был прав, говоря: «Меня это совершенно не волнует. Подожди немного и увидишь, чем все это кончится».
Существо выползло из-под стола и побежало к двери. Там оно пролезло в щель по дверью и исчезло.
Оно было еще хуже, чем глюк. Лео хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять это.
— Ну вот и все, — сказал он. — Мне очень жаль, мисс Фьюгейт, но вы можете возвращаться к себе. Нет никакого смысла дискутировать о том, какие действия следует предпринять в связи с неизбежным появлением чуинг-зет на рынке. Ведь, в сущности, я ни с кем не разговариваю, просто сижу тут и болтаю сам с собой.
Он был подавлен. Он был полностью во власти Элдрича, который только что продемонстрировал ему реальную или, по крайней мере, видимую ценность чуинг-зет. Сам Лео принял галлюцинацию за действительность. Только кошмарное насекомое, созданное — намеренно — Палмером Элдричем, открыло ему истину.
«Если бы не это, — подумал Лео, — я мог бы застрять здесь навсегда. Провести всю жизнь, как сказал Элдрич, в этой эрзац-Вселенной. Боже мой, — подумал он, — Палмер меня победил».
— Мисс Фьюгейт, — сказал Лео, — не стойте здесь, пожалуйста. Возвращайтесь в свой кабинет.
Он встал, подошел к холодильнику и налил себе минеральной воды в бумажный стаканчик. Нереальное тело пьет нереальную воду, подумал он. На глазах нереальной сотрудницы.
— Мисс Фьюгейт, — спросил он, — вы в самом деле любовница Майерсона?
— Да, мистер Булеро, — кивнула мисс Фьюгейт. — Я вам уже говорила.
— И не хотите быть моей, — покачал головой Лео. — Поскольку я слишком старый и слишком эволюционировал. Вы знаете… а впрочем, не знаете, — что в этой Вселенной у меня есть кое-какие возможности. Я мог бы сменить свое тело, стать молодым.
«Или, — подумал он, — сделать тебя старой. Как бы тебе это понравилось?»
Он выпил воду и швырнул стаканчик в мусоропровод. Не глядя на мисс Фьюгейт, он подумал: «Вы в моем возрасте, мисс Фьюгейт. Даже старше. Ну да, вам сейчас около девяноста двух лет. По крайней мере, в этом мире. Ты здесь постарела… время побежало для тебя быстрее, поскольку ты мне отказала, а я не люблю, когда мне отказывают. Тебе даже больше, чем сто лет, — продолжал думать Лео, — и ты старая, сморщенная, худая, беззубая и слепая. Ты чудовище».
За его спиной послышался тихий, хриплый стон. Дрожащий, писклявый голосок, будто крик перепуганной птицы:
— О, мистер Булеро…
«Я передумал, — подумал Лео. — Ты такая же, как прежде, я все возвращаю обратно, ладно?»
Он обернулся и увидел Рони Фьюгейт, вернее, нечто стоящее там, где он только что видел ее. Худая, морщинистая, едва держащаяся на ногах фигура… он увидел лицо, ввалившиеся щеки и глаза, напоминавшие два сгустка белой слизи, из которых сочились клейкие, тягучие слезы, — глаза, которые пытались умолять, но не могли, поскольку не в состоянии были его увидеть.
— Ты такая же, какая была, — хрипло сказал Лео и зажмурился. — Скажи мне, когда все будет в порядке.
Шаги. Мужские. Барни возвращается в кабинет.
— Боже мой, — сказал Барни, останавливаясь.
— Она еще не такая, как раньше? — спросил Лео, не открывая глаз.
— Она? Где Рони? Что это?
Лео открыл глаза. Это была не Рони Фьюгейт, даже не ее столетнее подобие. Это была лужа какой-то непонятной жидкости, которая жила своей собственной жизнью, и в ней плавали какие-то серые, острые обломки.
Густая, тягучая слизь медленно вытянулась, потом задрожала и сжалась. Куски твердого серого вещества в ее середине соединились, образовав шарообразную выпуклость со спутанными зелеными прядями волос на макушке. Обрисовались неясные очертания глазниц — пустых. Возникал череп чего-то, чему лишь предстояло стать живым существом. Подсознательное желание Лео, чтобы девушка испытала самые жуткие стороны процесса эволюции, вызвало к жизни это чудовище.
Челюсти, клацнув, открылись и закрылись, как будто ими управляли невидимые веревочки. Плавая по поверхности лужи, череп проквакал:
— Видите ли, мистер Булеро, она так долго не прожила. Вы об этом не подумали.
Голос принадлежал явно не Рони Фьюгейт, а Монике — хотя он и плохо его помнил; голос доносился как будто из-за толстой стены.
— Вы заставили ее преодолеть столетний рубеж, а она доживет только до семидесяти. Так что она была мертва уже тридцать лет, но вы приказали ей жить. Вы этого хотели. А что еще хуже… — беззубые челюсти клацнули, а лишенные глаз глазницы неподвижно смотрели на него, — она эволюционировала не при жизни, а в земле.
Череп замолчал, после чего медленно развалился, его куски снова плавали по поверхности лужи.
Некоторое время спустя Барни сказал:
— Забери нас отсюда, Лео.
— Эй, Палмер! — сказал Лео. Он не владел своим голосом, его трясло от страха. — Эй, слышишь? Я сдаюсь, действительно сдаюсь.
Ковер в кабинете сгнил под его ногами, превратившись в кашу, после чего выпустил живые, зеленые ростки. Лео обнаружил, что это трава. Стены и потолок рухнули и рассыпались в пыль — дождь бесшумно осыпающегося пепла. Над головой Лео появилось голубое спокойное небо.
Сидя на траве с тростью в руке и чемоданчиком — доктором Смайлом — рядом с ней, Моника сказала:
— Может быть, вы хотели, чтобы мистер Майерсон остался? Я решила, что нет. Я позволила ему уйти вместе с остальными, которых вы создали. Все в порядке? — Она улыбнулась.
— В порядке, — сдавленно сказал он.
Оглядываясь вокруг, он видел теперь только зеленую равнину. Даже пыль, из которой еще недавно состояли «Наборы П. П.», здание фирмы и ее персонал, исчезла, оставив лишь тонкий слой на его руках и пиджаке; он задумчиво стряхнул ее.
— Из праха ты возник, человек, — сказала Моника, — и в прах…
— Понятно! — громко сказал он. — Я все понимаю, можешь не разжевывать. Значит, все это было нереально — ну и что? Ты доказал свое, Элдрич, пусть будет так; ты можешь здесь сделать все, что хочешь, а я — ничто, я только фантом.
Он почувствовал глубокую ненависть к Палмеру Элдричу.
«Если только мне когда-нибудь удастся отсюда выбраться, — подумал он, — если мне удастся сбежать, ты, выродок…»
— Ну-ну, — сказала девочка, в глазах ее плясали искорки. — Вы не будете здесь больше употреблять такие
