— Давай, Ирка, лови момент! Сильный мужик! Ты у него очень солидный заказец можешь отхватить.
В знакомую приемную она поднялась за пять минут до указанного времени. Секретарша подняла на нее недоуменный взгляд, и Ирина пояснила:
— Глеб Севастьянович просил зайти.
— Как вас представить?
— Карская Ирина Борисовна.
К ее удивлению, Глеб Севастьянович уже располагался в кабинете с табличкой «Директор». Войдя, Ира поздоровалась и вежливо сказала:
— Поздравляю.
— С чем? — удивился Глеб Севастьянович.
— С повышением в должности.
— Ах это, — он улыбнулся, — я уж и забыл, почти полгода прошло. Да вы присаживайтесь, Ирина Борисовна. — Он наклонился к селектору: — Риммочка, принесите-ка нам чайку…
Они уговорили по чашке, прежде чем Глеб Севастьянович перешел к делу:
— Понимаете, в чем дело, Ирина Борисовна, институт, несмотря на — то, что тут вокруг все вроде как заполнено коммерческими фирмами, на самом деле живет. И даже некоторым образом здравствует. Правда, на данный момент в нем осталось всего лишь двадцать два человека и занимает он из всего здания только один этаж, да и тот не полностью… Но! — Глеб Севастьянович поднял палец. — Все эти люди заняты ДЕЛОМ. Каждый выполняет необходимую работу, которая приносит ему деньги. То есть овеществленное доказательство того, что его работа кому-то нужна. И это для меня — самая большая радость… — Он улыбнулся и посерьезнел. — Так вот, я тут консолидировал некую сумму денег, а точнее, около сорока тысяч долларов, для того чтобы создать людям более приемлемые условия для работы. Я не знаю, сколько это — много, мало… но это все, что у меня есть. На данном этапе. И я готов заключить договор с вашей фирмой на то, что вы эти условия создадите. Я специально искал кого-нибудь, кто не просто продаст нам стулья и столы, а именно озаботится созданием нужной атмосферы и условий. И то, что я слышал о вас… вы уж извините, но я перед нашим разговором навел еще кое-какие справки… так вот, то, что я слышал о вас, позволяет мне надеяться, что вы с этим справитесь. Ну как, возьметесь?
Ире потребовались очень серьезные усилия, чтобы не зажмурить глаза и не скрестить пальцы. Но она справилась… и тихо ответила:
— Да.
На следующий день она подошла к шефу и, смущенно теребя воротничок блузки, тихо сказала:
— Олег Константинович, я… уволиться хочу.
— Хочешь? — переспросил тот.
— Нет, не хочу, — мотнула головой Ира, — просто… ну так получается.
— Значит, совсем в свой бизнес уходишь, — усмехнулся тот. — Ну что ж, удачи тебе. Ну а как раскрутишься — знаешь, где бумагу и канцелярию покупать. Так ведь?..
А затем случилась беда. Вернее, едва не случилась… В тот вечер Ира возвращалась домой поздно. Машина была в гараже у Митрича, на очередной «профилактике». Поэтому до дома Ира добралась на метро. Ближний выход был уже закрыт, и потому ей пришлось выходить через дальний.
Почему ее понесло в тот переулок, она и сама не знала. Всю жизнь ведь боялась по нему ходить, даже днем, видно, предчувствовала что-то.
Эта пьяная или обкуренная компания семнадцатилетнего плебса вывернулась откуда-то внезапно. Иру мгновенно обступили какие-то молодые люди, кто-то схватил ее за руку, послышался чей-то пьяный голос:
— Ой, какая девушка… а что вы делаете сегодня вечером?
Вокруг заржали. Ира выдернула руку и буркнула:
— Отстаньте.
— Девушка нас не уважает… — издевательски продолжил тот же голос. — Она нами брезгует…
Ее тут же вновь схватили за руку и сразу же за другую.
— Нами не надо брезговать, девушка… а то мы обидимся.
Ей в лицо дохнуло перегаром, а затем чья-то рука рванула застежки блузки.
— Что вы делаете? — растерянно пролепетала Ира. — Перестаньте.
— Заткнись, шалава, — вновь дохнули ей прямо в лицо, — от тебя не убудет…
— Нет! Не смейте! — закричала Ира, но тут ей засветили такую оплеуху, что заболела челюсть.
— Тебе сказано — заткнись…
И в следующее мгновение ей резко задрали лифчик, обнажив грудь.
— Ты смотри, — заржал кто-то, — а сиськи-то — класс!..
И тут раздался глухой удар, и мимо пролетело чье-то тело.
— Эй, ты че…
Еще удар. Вопль. И удивленное:
— Мужик, ты… ля-я-я-а… ать… да ты… ах су… — Еще несколько ударов и топот множества разбегающихся ног. Ира почувствовала, как руки, державшие ее, куда-то исчезли, и обессиленно опустилась на землю. А в следующее мгновение над ней склонилось мужское лицо и сильный голос озабоченно спросил:
— Девушка, вам помочь?
Виктор сидел на кухне, обложившись томами Самуэльсона[6] вперемежку с Друкером,[7] и ожесточенно грыз карандаш. Время подходило к полуночи. Вдруг тихо стукнула дверь и послышалось торопливое шлепанье по полу маленьких ножек. Сонька подошла и, взобравшись на стул, серьезно заглянула отцу в глаза.
— Ты чего не спишь?
Но Сонька проигнорировала его вопрос.
— Пап, — серьезно начала она, — а где мама?
Виктор замер. Он давно ожидал подобного вопроса и… боялся его. Потому что не знал, что отвечать. Отвечать тем не менее было надо.
— Мама, — он тихонько вздохнул, — она ушла.
— Почему?
— Так получилось.
Похоже, Сонька что-то уловила в его лице, а может, бабушка что-то рассказывала… во всяком случае, она спросила:
— Она тебя обидела?
Виктор тихонько вздохнул.
— В общем, да.
Сонька задумалась.
— А если она придет и попросит прощения, ты ее простишь?
Виктор погладил дочку по головке.
— Я ее уже простил.
Сонька радостно вспыхнула.
— Значит, если она вернется — мы будем жить все вместе?
— Не знаю, — серьезно ответил Виктор.
— Почему?
Виктор снова вздохнул.
— Понимаешь, Сонь… вот помнишь, когда ты была совсем маленькой, то писалась в трусишки. И тебя никто за это не ругал.
Сонька серьезно кивнула.
— Ну вот. А если ты сделаешь это сейчас, то непременно поругают. Так ведь?
— Да, — кивнул ребенок.
— Так и другие люди: чем взрослее становятся — тем больше от них требуется. А мама — это вообще самая вершина, на которую может взойти человек, понимаешь?
Сонька мгновение подумала, а затем кивнула:
— Ага, а для вас, мужчин, — папа.
— Верно, — кивнул Виктор, — потому что можно стать самым знаменитым, самым богатым, самым талантливым, но если ты при всем при этом не сможешь стать настоящим папой… или мамой, то весь твой успех умрет вместе с тобой. Ну и ты как бы вместе с ним. А если станешь, то… нет.