— Не откажусь. — Ван посмотрел, как она встала и подошла к бару. Халат внизу разошелся, обнажив ноги. — Хорошо бы и перекусить.
Орт кивнула и отправилась на кухню. Она принесла бутерброды с холодной курицей, консервированную фасоль и кетчуп. Поставила все это на низкий столик рядом с бутылкой бренди и минеральной.
— Наваливайся. Надо тебя покормить — как-никак ты меня спас сегодня.
— А что, — спросил Ридан, жуя, — иначе бы мне жратвы не видать?
— Разумеется. С какой стати?
— Хм. Тогда, думаю, это маловато будет — скверный бренди с дохлым цыпленком за жизнь крутого специалиста по электронике.
Нина захохотала.
— Наглец! — Прищурившись, она посмотрела на Вана. — Не знаю, может, добавлю чего. Подумаю.
— Думай скорее. А то я с ног валюсь.
— Нет, ты впрямь нахал, черт тебя побери! — сказала она раздраженно, сгребая посуду. Но голосу ее не хватало искренности. Пока она гремела тарелками на кухне, Ридан осмотрелся. Он походил, открывая двери. Заглянул в крайнюю — там была спальня.
Когда Орт появилась здесь, Ван лежал на ее кровати, раздетый, укрытый одеялом. Лицо Нины напряглось, взгляд замер. Ридан безмятежно разглядывал потолок.
Орт вздохнула и подошла ближе.
— Ты такой зануда, — сказала она, сбрасывая халат, — что тебе легче отдаться, чем объяснить, что я тебя не хочу.
— Попробуй, объясни, — он откинул край одеяла. — Я пойму, если ты постараешься!..
Ночь была на исходе, но они не спали. Нина голая сидела на постели и курила. Ридан лежал, заложив за голову руки.
— Я ведь понимаю, — сказал он. — Или — или. Это, конечно, не жизнь. Все разваливается, расползается прямо под руками. Какая тут может быть жизнь? Выходит, надо решать, — он щелкнул пальцами. — Но вот штука: не нравятся мне ни те, ни другие. Не нравятся, хоть тресни. Как же я могу выбрать?
Нина молчала, пуская дымные кольца.
— Однако задело меня крепко, — он тоже сел. — Так задело, аж зубы ноют.
— Сильно ноют? — холодно поинтересовалась Нина. — Или боли боишься?
— Да, раньше, моя хорошая. Теперь перевел стрелку.
— Значит, уходишь… — У нее чуть изменился голос. — Это было ясно. Не понимаю, как Сервера мог на тебя рассчитывать. Ты же нас сразу возненавидел.
— Из таких как раз и получаются самые преданные.
— Я остаюсь, — сказал Ридан. — Хотя вы и не стали мне симпатичнее. Но пора прекратить это безумие. Вины тут на всех поровну. А раз зло неизбежно, пусть приходит скорее. Пусть будет эта всеобщая сигнизация, если она остановит кровь. Я за нее, хотя она мне и не по душе.
Нина подняла глаза.
— Я рада… — прошептала она.
Сервера шел по коридору.
Увидев его, встречные рассыпались по сторонам. Их физиономии у Серверы тоже не вызывали энтузиазма, но он этого не скрывал, в отличие от своей камарильи.
Из-за угла вывернулся Хвощ. Он хотел прошмыгнуть, но грудь шефа заслонила дорогу.
— На пятилетку вперед облегчился? — проскрежетал Сервера, приближаясь. — Надеюсь, вместе с мозгами. Не расстраивайся, никто не заметит разницы.
— Да чего я… — бормотал Хвощ, отодвигаясь.
— Чего? В транспортере имелась базука! А стрелять отчего-то пришлось мне. Ну?
— Виноват… — пролепетал Хвощ, — трудно было… не подумал…
— Да? Похоже, тебе не то что трудно, тебе, должно быть, больно думать! Ладно, у меня еще со всеми разговор впереди. Вон!
Хвощ отскочил как ошпаренный.
Сервера с треском распахнул дверь и ввалился в кабинет Горгана. Тот подскочил, со злобой уставившись на шефа охраны.
— Ты чего?!
— Нервы, — констатировал Сервера, усаживаясь в кресло. Он задрал ноги на журнальный столик. — Не удивительно. Может, пора отдохнуть? Не подумывал?
Горган уже взял себя в руки.
— Говори, зачем пришел. У меня нет времени выслушивать твое остроумие.
— Да где уж мне острить. Вот тест на сообразительность. — Он принялся загибать пальцы: — Какой дорогой мы будем возвращаться, знали всего трое. Это раз. Дом подорвали точно там, где надо. Но для этого требовалось знать, в каком месте станет «магирус». А для этого, в свою очередь, его габариты. Два.
— То всему отряду известно!
— Вовсе нет. Телескопические стойки мы крепим не всегда. А это лишних полтора метра. Кто знал про стойки?
— Думаешь, в отряде чужой? — скучно проговорил Горган.
— Думаю? Да я уверен в этом! И я его отыщу. А когда я его отыщу…
Горган посмотрел на Серверу, на его отвратительный жабий рот. Ужасное лицо — лицо убийцы. Горган содрогнулся.
— Что там, собственно, вышло? — спросил он.
— Инфразвуковой спазморатор.
— Я слышал… это были лишь разработки?..
— Значит, кто-то довел их до ума. Широкий сектор действия — до трехсот метров. В зоне поражения — рвота и непроизвольная дефекация.
— А порошок?
— То уже полицейская штучка, — Сервера ухмыльнулся. — Экспортный товар. Из Штатов. Я его видел раньше.
Горган шевельнулся в своем кресле.
— Что с нашей техникой? Серьезно?
— Нет, справимся, — Сервера снял ноги со стола и поднялся. — Это маленькое кровопускание для нас не чувствительней бритвенных порезов. Ну, я пошел, — он посмотрел на Горгана. — Да, еще. Я проведу расследование. Не вздумай мешать мне. Оно будет проходить так, как сочту нужным.
Голос Горгана сделался скрипучим.
— Ты, кажется, забываешь, что главный здесь — я!
— Да ну? — Зубы Серверы обнажились в ухмылке. — Что ж, попробуй провернуть все сам. А я с ребятами подамся отсюда. Мне найти работу несложно.
Горган в смятении кусал губы.
— Так вот, — сказал Сервера уже от двери, — я лично вытяну из ублюдка кишки. Уж постарайся, чтобы им оказался не ты!
В этот миг в дверь постучали. Сервера распахнул ее.
На пороге стоял Хвощ, прижимая к груди приемник.
— Приняли! — завопил он, тараща глаза. — Закон о сигнизации! Только что одобрен в Верхней палате!
— Он хочет выместить злобу, — заключила Орт.
Возможно, это и было так. Ридан промолчал. Он только что вернулся с известием, что из отряда никого не выпускают. Нина возмутилась: решение явно шло от Серверы. Она возмущалась однообразно и громко, и Ван, наконец, посоветовал ей утихнуть.
Нина замолчала, надувшись.
— Ну и как хочешь, — заявила она. — Я-то наверняка уйду домой. Со мной ссориться не захотят — зачем им терять специалиста.
Ридан полагал, что она сильно заблуждается. Его тоже раздражала ситуация. Он принял решение сотрудничать с черно-белыми — теперь это могло быть истолковано как стремление отвести от себя подозрения.
— Не думаю, — сказал он. — Впрочем, попробуй.
