Они знали, что те микропушки, с которыми они работали до сих пор, расходуют кассеты крйперита за восемьдесят часов, а эти выбрасывают весь койперит в течение всего лишь десяти минут. За эти десять минут выделится тепловая энергия, которая могла бы передвинуть большое океанское судно на тридцать тысяч километров.
Они знали также, что продолжительность жизни койперита - всего двенадцать секунд. Едва упадут на него фотоны или какие-либо другие лучи электромагнитного спектора, так через двенадцать секунд вещество превратится в энергию. И ассистентов занимал теперьвопрос, как успеть в эти двенадцать секунд впрыгнуть в самолеты и унестись в зону полной безопасности. И вообще, возможно ли это?
Исатай говорил больше всех. Он был сильно возбужден.
- Завтра растопим льды, завтра сотни амфибий понесутся спасать наших товарищей!-радостно говорил он, осматривая незнакомые ему микропушки.
Он быстро освоил их механизм. Ловко, скорее всех, вкладывал кассеты, раскрывал их, повертывал рычаги и, опустив аппарат на пол, отбегал в сторону, как будто микропушка и действительно начала выбрасывать койперит.
Освоив аппарат, он вдруг впал в мрачную задумчивость. Молча стоял он, как бы соображая, что же он должен делать.
В лабораторию пришел Виктор Николаевич, как всегда спокойный и неторопливый.
- Отлично, - с удовлетворением проговорил он, проверив каждого, как он справляется с микропушкой. - До вылета имеем один час. Отбирайте заряженные кассеты, укладывайте их в ящики по одной. Для уравновешивания самолета распределим их по всей машине.
И он дал каждому указание, куда поместить свой ящик с коиперитом и микропушку.
Начали приготовляться к погрузке.
- Ты опять возбужден, - с упреком сказал он Исатаю, увидев, что тот растерянно заметался по комнате. - Ну, как ты будешь работать? Возьми себя в руки.
Исатай побледнел. Откинув кассету, которую держал в руках, он порывисто подошел к Горнову.
- Я бы просил оставить меня здесь, - сказал он, не глядя на друга.
В комнате наступила тишина.
- Я... я... - начал говорить Исатай и замолчал.
- Об этом надо было говорить раньше, - сухо сказал Виктор Николаевич. - У нас нет времени подготовить кого-нибудь для замены... - Стыдись! гневно, уже как строгий командир, добавил он.
- Я не смерти боюсь, - тихо проговорил Исатай я отвернулся.
РАДИОСВЯЗЬ ОБОРВАЛАСЬ
Самолет "Арктика" вылетел из Чинк-Урта 25 сентября в 14.30. В 18 часов самолет прошел над Оше-Пубы. Майор Воронин передавал шифрованные телеграммы каждые десять минут. Москва и все радиостанции трассы напряженно следили за перелетом. В 18.20 из Малой Сопки, расположенной на 63° северной широты в верховьях Сарвы, поступило неожиданное сообщение:
-"Самолет "Арктика" над Малой Сопкой не пролетел. Радиосвязь с Ворониным внезапно оборвалась".
Москва снеслась со всеми пунктами, расположенными на трассе, "Арктики" нигде не было.
В 18 часов 40 минут начались поиски. Между Оше-Пубы и Малой Сопкой самолеты-разведчики стали прочесывать тайгу. Люди группами и по одиночке шли в тайгу, в занесенную глубокими снегами тундру.
Вся трасса, по которой летел Горнов, была обшарена, но ни самолета, ни, хотя бы, следов его, не было найдено.
Казалось, "Арктика" превратилась в пар и рассеялась в стратосфере.
Это брошенное кем-то объяснение было тотчас подхвачено мировой печатью и радиовещательными агентствами. Начались всевозможные рассуждения.
"На самолете находилось большое количество койлерита. "Арктика" со всеми пассажирами расплавилась и превратилась в газы".
Эта версия казалась правдоподобной.
Несмотря на тревожное состояние, в Полярном порту шла полным ходом эвакуация гавани и города.
Всюду свистели гудки, лязгали гусеницы и цепи, слышались сирены. Сотни составов и тысячи автомобилей уходили в тундру. Отойдя на тридцать-сорок километров в глубь полуострова, они быстро разгружались посреди занесенной снегом равнины и шли за новыми грузами.
Мощные ледоколы, ведя за собой караваны судов, барж и пловучих причальных вышек и кранов, с невероятными усилиями пробивались к морю. Льдины громоздились одна на другую, щетинились и тут же смерзались в глыбы.
Воздух наполнился грохотом взрывов, хрустом льда, свистками судов.
Все, кто были в городе, затаив предчувствие непоправимого бедствия, еще с большим рвением, с какимто злобным упорством грузили вагоны, гнали поезда, закладывали минные поля, взрывали льды.
Пропиленные по приказу Горнова проруби дымились. Около них стояли краны с подвешенными подводными катерами. Вчера эти проруби радовали. Сегодня все казалось ненужным, и тот, кто бросал взгляд на замерзшую гавань, на проруби и краны, еще с большей болью чувствовал обрушившееся на строительство несчастье.
Наступила ночь. В городе, в тундре по-прежнему было шумно. Далеко протянулись покрытые толстым слоем инея составы поездов, тягачи, грузовые машины.
Среди снежной равнины вырастали горы тюков, ящиков, железных конструкций.
Но на набережной и в бухте была тишина. Суда, причальные вышки, пловучие краны, - все ушло в море.
Выпавший за день снег покрыл гавань, и не верилось, что здесь недавно была жизнь.
Угрюмо, неподвижно высились на набережной разгрузочные краны, причальные вышки, мачты, мосты. Ледяными глыбами выглядели вмерзшие у самого берега огромные подводные машины. Провода и проволочные рельсы обросли мохнатым инеем.
Далеко под лучами прожекторов, среди нагроможденных льдин виднелись выведенные из гавани суда
А еще дальше уходила за горизонт тускло синеющая мертвая снежная пустыня.
МАГНИТНЫЙ ШТОРМ
Самолет "Арктика" стремительно несся по северной трассе. Внизу, точно снежные хребты, громоздились облака, освещаемые косыми лучами заходящего солнца.
Горнов сидел за штурвалом. Слабый зеленоватый отблеск от циферблатов падал на его спокойное лицо.
Исатай наблюдал за обледенением самолета. Как только окно кабины начинало затягиваться ледяным узором и на крыльях самолета появлялась тонкая корочка льда, он нажимал рычаг антиобледенителя, и лед таял.
С огромной быстротой "Арктика" врезалась в сплошную массу облаков, проносилась между узкими коридорами громоздящихся сугробов и снова с ровным гулом мчалась вперед. Циклоны оставались позади.
Виктор Николаевич время от времени бросал хмурый взгляд на Исатая. В нем еще оставалось неприятное чувство, вызванное последним разговором.
Поведение Исатая было ему непонятно. Первые минуты после вылета из Чинк-Урта он продолжал еще нервничать. Молчал, поворачивал голову и с беспокойством осматривал самолет. Теперь же, приближаясь к порту, где ему предстояло участвовать в опасной операции, он неожиданно стал спокоен и ясным, открытым взглядом отвечал на вопросительный взгляд Горнова. Раза два Горнову показалось, что Исатай порывается ему что-то сказать.
