— Боже упаси, — спокойно возразила Мэри. — Для этого у нас есть агент. Но он…
— Или она, — поправил Лаэм.
— …Он или она не могут доставить эту штуку внутрь. Наемным служащим из числа людей запрещено приносить с собой на работу любые предметы крупнее карандаша… Это, кстати, весьма красноречиво свидетельствует о том, сколь невысокого мнения пришельцы о наших умственных способностях… В общем, наш агент не может, а ты можешь. От тебя требуется всего лишь спрятать устройство в своей ручной клади. Оно сделано так, что их аппаратура определит его просто как коробку сигар. Как только ты окажешься внутри, к тебе подойдет человек и спросит, не забыл ли ты передачку для бабули. Тогда отдашь ему сверток.
— И всего-то, — вставил Лаэм.
— Когда все произойдет, ты уже будешь на полпути к Юпитеру, — добавила Мэри.
Оба, не мигая, смотрели на меня.
— И не мечтайте! Я не стану убивать невинных людей.
— Не людей. Инопланетян.
— Они тоже ни в чем не виноваты.
— Они оккупанты, которые захватили нашу планету. И ты говоришь, что они ни в чем не виноваты?!
— Вы нация долбаных оборотней! — заорал я, рассчитывая этим положить конец разговору, но Мэри моя вспышка ничуть не задела.
— Да, мы такие, — согласилась она. — День за днем мы притворяемся белыми и пушистыми, но по ночам хищник, таящийся в нас, отправляется на охоту. В общем, мы вовсе не барашки, которые только жалобно блеют под ножом мясника. Ну а ты, мой милый? Кто ты — ягненок или волк?
— Он не годится для дела, — подал голос Лаэм. — В коленках слабоват.
— Хватит. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Мэри уставилась на меня своими изумрудными, как трава Ирландии, глазами, и под этим завораживающим взглядом я действительно почувствовал себя беспомощным ягненком. — Это не слабость заставляет тебя проявлять нерешительность, — говорила она, — а глупая обманутая совесть. Я размышляла над этим намного дольше тебя, сокровище мое. Я думала над этим чуть ли не всю свою жизнь. То, о чем я тебя прошу, — дело святое и благородное.
— Я…
— По ночам, когда мы с тобой были вместе, ты клялся совершить для меня невозможное. Нет, не словами, но жестами, взглядом, всей своей любящей душой. Я, как наяву, слышала все слова, которые ты не решался произнести вслух. Сейчас я прошу тебя исполнить невысказанные клятвы и совершить один-единственный мужской поступок. Если не ради своей планеты, то ради меня…
Я вдруг понял, что за все время, пока продолжался этот разговор, мужчины за столиками не издали ни звука. Никто из них даже не взглянул в нашу сторону. Они просто сидели — не пили, не курили, не разговаривали, только слушали. Они были молчаливы, серьезны и насторожены. Внезапно мне стало ясно, что если я отвергну предложение Мэри, мне не выбраться отсюда живым.
Значит, выбора у меня нет.
— Я все сделаю, — сказал я наконец. — И… и будь ты проклята за то, что требуешь этого от меня.
Мэри хотела меня обнять, но я грубо ее оттолкнул.
— Нет! Я сделаю это, и мы квиты. Знать тебя больше не желаю.
На протяжении одной бесконечно долгой минуты Мэри хладнокровно меня изучала. Я лгал, когда говорил, что больше не хочу ее видеть, потому что еще никогда не желал ее так сильно, как в эти мгновения. А она понимала, что я лгу. Если бы она позволила себе что-то сказать, я бы, наверное, ее ударил, но Мэри сдержалась.
— Вот и прекрасно, — заключила она.
С этими словами Мэри повернулась и быстро вышла, и я понял, что больше никогда ее не увижу. Лаэм проводил меня к выходу.
— Поаккуратнее со свертком, — предупредил он, вручая мне зонт. — На улице дождь. Смотри, чтобы устройство не намокло, иначе не сработает.
* * *
В терминале космопорта Шеннон меня встретили люди из Службы планетарной безопасности. Двое крепких парней встали по бокам, а пришелец, их командир, сказал:
— Не соблаговолите ли пройти с нами, сэр?
Прозвучало это не как вопрос.
«Мэри, Мэри, — с грустью подумал я. — Похоже, в вашей организации завелся еще один предатель».
— Я могу взять с собой багаж?
— О ваших вещах позаботятся, сэр.
Меня отвели в комнату для допросов.
Через пять часов я поднялся на борт лихтера. Задерживать меня дольше они не могли, поскольку ничего незаконного в моих вещах не оказалось.
Еще в гостинице я достал устройство, которое дал мне Лаэм, и на всю ночь замочил в рукомойнике, а рано утром, до отъезда в космопорт, потихоньку выбросил сверток в люк водостока.
* * *
Лихтер доставил меня на орбиту, где дожидался звездолет. Он был огромным — больше самого большого небоскреба; ничего подобного вы еще не видели и наверняка не увидите — к нашей планете звездолет вернется только через несколько сотен лет. Шагая по пассажирской палубе к своей каюте, я пребывал в состоянии легкой эйфории от сознания того, что обратного пути нет. Скоро Земля станет легендой, которую я поведаю своим детям, а до их внуков дойдут лишь обрывки искаженных фактов да ворох сентиментальных небылиц.
Родная планета за кормой все уменьшалась и наконец исчезла совсем. Я глядел на огромные экраны из черного стекла, до рези в глазах всматривался в переполненную звездами и галактиками Вселенную, не имея ни малейшего представления о том, где сейчас нахожусь и куда направляюсь. Мы все, как корабли, думал я. Корабли, потерявшие в тумане порт и оставившие на берегу экипаж.
Когда-то я любил повторять, что только Ирландия и семья могут вызвать у меня слезы. Я плакал, когда умерла мама и когда после этого у отца случился сердечный приступ. Моя малышка-сестра скончалась через считаные часы после своего рождения, убившего маму, и я оплакивал обеих. Когда моего брата Билла сбил пьяный водитель, я рыдал в голос — ведь у меня больше не было семьи. Оставалась только Ирландия…
Но с меня хватит.
Перевел с английского Андрей МЯСНИКОВ
© Michael Swanwick. For I Have Lain Me Down on the Stone of Loneliness and I'll Not Be Back Again. 2011. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Azimov's» в 2011 году.
Иллюстрация Виктора БАЗАНОВА
Выскочив из душа, Вадим концом полотенца хлестко щелкнул Сергея по голой спине. Тот от неожиданности даже расческу выронил.
— Черт! Больно же!
— А ты не подставляйся!
Вадим перекинул полотенце через плечо и раскрыл дверцу шкафчика.
Сергей недовольно скривился, поднял с пола расческу, посмотрел на себя в зеркальце, прилепленное с внутренней стороны дверцы шкафчика, и слегка подправил прическу.
