— С опытом, — поправил Славин.
— С опытом, да, — согласился Григорянц. — И Лену будет больше слушать, — добавил он задумчиво. — Всем хорошо.
— Плохо, — сказал Горбовский, укоризненно покачав головой. — Это очень плохо — то, что вы говорите. Лена, не слушайте их. Теперь есть новые технологии ЦЭМ. Мы использовали их. Врачи говорят, что мозг Вандерхузе практически не повреждён. Не больше, чем после хорошей пьянки. Я им доверяю. А вы?
— Хотелось бы лично убедиться, — сказала Лена, не двигаясь с места.
— Ещё успеете. Или это я потерял ваше доверие? Лена, скажите, когда я вас обманывал? Хотя… — Горбовский потёр лоб, — ах да, точно. Вам было шесть лет. Я подарил на день рождения сборник задач по математике. Древний, бумажный. Две задачи были нерешаемыми. Вы очень расстроились.
— Помню. Из-за этого я не стала математиком, — слабо улыбнулась Завадская.
— И напрасно. Помните, чем решаемая задача отличается от нерешаемой? В нерешаемой не хватает какого-то условия. Иными словами — обыкновенный дефицит информации. Так вот, сейчас мы будем обсуждать то, что извлекли из головы Вандерхузе. Для вас это — уникальная возможность узнать своего супруга ближе. И тем самым избежать проблем в будущем.
— Да, это очень сближает, — подтвердил Славин с самым серьёзным видом.
— Ваш юмор… — пробурчала Лена, усаживаясь обратно в кресло. — Несколько грубоват, — закончила она.
— Что поделаешь, профессиональная деформация. Зато вы, Лена, полны пафоса, — парировал Горбовский. — «Я пришла просить за мужа», — передразнил он. — «Человек лежит в клетке и вы потрошите ему мозги». Уж назвали бы сразу палачами и мучителями. Впрочем, Руди составил вам достойную конкуренцию. Про маленькие кулачки — это даже меня проняло. Браво, Руди! Вы, оказывется, превосходно исполняете роль злого следователя. Вы кладезь талантов, Руди. Интересно, что вы ещё умеете?
— Рад, что вам понравилось, — Сикорски, не вставая со стула, умудрился изобразить что-то вроде шутовского поклона. Пиджак на плече затрепетал, но всё-таки удержался.
— А я разве сказал, что мне понравилось? — осведомился Горбовский. — Оценить не значит одобрить. Я оценил. Но не одобрил.
— В таком случае — рад, что вы умеете абстрагироваться от собственных вкусов, — ответил Руди. — Интересно, что вы ещё умеете?
— Та-та-та! Молодой ещё! Дерзить старшим! — Горбовский погрозил Сикорски пальцем.
— Очень вы строги, Леонид Андреевич, — поддержал тон Сикорски. — Мы молодые, шутливые…
— Болтливые вы очень, — закончил Горбовский. — Давайте всё-таки займёмся делом и не будем задерживать Лену… Что-то диван жестковат. А я не в том возрасте, чтобы лежать на жёстком. Арам Самвелович, дорогой, распорядитесь, чтобы сюда доставили диван из моего кабине… ах да, я же его закрыл. Своим ключом. Гена, может ты откроешь своим… хотя нет. Не хочу потом менять дверь. Что ж, мне наука.
Все промолчали.
За окном пролетел длинный красный глайдер. Внутри прозрачной кабины виднелась крохотная фигурка пилота — девушки с длинными волосами.
— Уберите это, Арам Самвелович, — попросил Горбовский. — Надоело.
Григорянц что-то сделал с подлокотником. Окно мигнуло, пейзаж сменился. Возникло сонное озеро, окутанное синеватым туманом, поросший осокой берег и расплывающиеся очертания деревьев.
— Вид замечательный, — сказал Горбовский. — Вот где искупнуться бы.
— Холодно, — сказал Комов.
— Это тебе холодно. А по мне так самый раз. И чтобы никакой радиации. Ну что ж, давайте приступим. Евгений Маркович, теперь вам карты в руки. Вы занимались головой Вандерхузе?
— Ну не то чтобы я. Занимались медики. Я формулировал вопросы.
— Значит, у вас есть ответы. Посвятите же нас во все тайны дяди Яши. Обожаю тайны.
— Ну, во-первых, — начал Славин, — он чист. В смысле, не предатель. Он никогда не изменял Земле….
— А Лене? — уточнил Горбовский. — Не обходите эту тему, пожалуйста. Всем очень интересно.
— Мне не интересно, — сказала Лена.
— В таком случае вы можете на минуточку выйти, — предложил Горбовский. — Ваш дядя может показать, куда идти. Вы покажете, Валентин Петрович?
Архивариус промолчал. Лена осталась сидеть.
— Вандерхузе не изменял ни Земле, ни Лене, — торжественно заявил Евгений Маркович. — Я бы сказал, что он относился к ним одинаково. Как… как…
— Как к своему долгу, — закончил Сикорски и неожиданно хихикнул. Через пару секунд зафыркал Славин. Наконец, раздался тоненький смешок самого Горбовского.
— Фффу… Ну вы, ребята, молодые, шутливые… — он вытер заслезившиеся глаза невесть откуда взявшимся платочком. — Вот прямо так — не изменял?
— Не изменял, — подтвердил Славин.
— А с Майей Глумовой? — не отставал Горбовский.
— Давайте по порядку? — предложил Славин.
— Отличная идея. Во всём должен быть порядок. Начнём с Майи. Лена, не смотрите на меня такими злыми глазами. Мы ваши друзья, мы хотим вам помочь.
— Я понимаю своё положение, — вздохнула Завадская.
— Плохо понимаете. Точнее — плохо, что понимаете. Вы не должны понимать, вы должны чувствовать. Вот ваш дядя мне нравится. Ничего не понимает, но чувствует. Сердечко-то у него дрожит. Как овечий хвостик дрожит сердечко у нашего Валентина Петровича… Не так ли, Валентин Петрович? — старик повысил голос.
— А? Что? — задумавшийся о чём-то своём Завадский завертел головой, ища поддержки.
— Так, так, — зашептал Григорянц, делая страшные глаза.
Комов скорчил рожу и замотал головой, делая отрицательные движения руками.
— И-извините, Леонид Андреевич, — потупился архивариус. — Я прослушал.
Грянул общий хохот. Валентин Петрович совсем сконфузился.
— Давайте я всё-таки пойду, — попросила Лена.
— Нет, сидите, — распорядился Горбовский. — Ваше присутствие совершенно необходимо. Вы оказываете благотворное влияние на нашего Руди. Он становится так красноречив. «Можете сжимать свои маленькие кулачки», — повторил он, смакуя. — В этом была страсть. Хотя Синода сказал бы, что переиграно.
— Синода? — спросил Комов. — Давно его не видел. Как он там?
— Как всегда, Гена, как всегда, — Горбовский вздохнул. — Увы, он по-прежнему игнорирует наше общество. И правильно. У нас тут скучно… А всё-таки, как же это у дяди Яши с Глумовой не получилось? У всех ведь получалось? — он обвёл глазами присутствующих.
- Я с Глумовой незнаком, — проворчал Сикорски.
— И очень зря. Я, впрочем, тоже. Но я слышал, как этой барышне давали самые лестные рекомендации. Одинокая женщина в последнем расцвете молодости. Лакомый кусочек. Так что, не будь я таким старым моллюском, не вылезающим из своей раковины… ах, молодость, молодость. И как же оплошал наш дядя Яша? Лена, слушайте внимательно, мы всё-таки о вашем муже говорим… Ну вот опять злючие глазки. О, ещё и слезинка? Ай-яй-яй. Лена, кто вас обидел? Сикорски, это вы обидели нашу Лену? Что молчите? Кто же тогда, если не вы?
