— И очень зря. Я, впрочем, тоже. Но я слышал, как этой барышне давали самые лестные рекомендации. Одинокая женщина в последнем расцвете молодости. Лакомый кусочек. Так что, не будь я таким старым моллюском, не вылезающим из своей раковины… ах, молодость, молодость. И как же оплошал наш дядя Яша? Лена, слушайте внимательно, мы всё-таки о вашем муже говорим… Ну вот опять злючие глазки. О, ещё и слезинка? Ай-яй-яй. Лена, кто вас обидел? Сикорски, это вы обидели нашу Лену? Что молчите? Кто же тогда, если не вы?
— Переиграно, — сказала Лена, кое-как справившись с собой.
— Есть немного, — признал Горбовский. — Но согласитесь, всё это невыносимо уныло.
— Вандерхузе и Глумова довольно тесно общались, — вступил Славин. — Но дальше поцелуев в щёчку дело не пошло.
— О! Щёчка! Вы слышали, Лена? Щёчка — это не просто так. Это телесный контакт. Где щёчка — там и булочка, как говаривал покойный Бадер… ах да, он ещё живой. Ну, в таком случае не будем пока его цитировать. И чем же они тогда занимались, Майя и Яша?
— Сидели в кафе и обсуждали гипотезу Пильгуя, — ответил Славин. — Формулировка которой отличается от той, что в мемуаре.
— Этот Пильгуй что, догадался? — спросил Сикорски.
— Ну в общем и целом да, — ответил Славин.
— Тогда подождём до обсуждения голованов, — предложил Горбовский. — А вообще, перечислите основные расхождения дядияшиных воспоминаний с мемуаром.
— Ну как… — Славин задумался. — Главное: нет никаких воспоминаний ни о каком Борисе Левине. Вообще нет. Нет информации, которая в мемуаре приводится со ссылкой на Левина. Прежде всего — арканарской истории. Хотя эпизод с Абалкиным и дарением золотой монетки присутствует. Но на анализ Вандерхузе её не отдавал. Держал дома, в одной из своих коллекций. Вот она.
Он достал из кармана маленькую вещицу на цепочке и покрутил ей в воздухе. Никто не проявил интереса.
— Вы делали обыск у него в доме? — удивился архивариус. — Но это же…
— Да, очень хлопотно, — сказал Горбовский. — Но это пустяки по сравнению со складами, которыми он заведовал. Там до сих пор роются. Настоящее царство рухляди и барахла.
— Опасного барахла, — заметил Сикорски. — На складской площадке астероида Гамалея мы нашли…
— Вот об этом не надо, — распорядился Горбовский. — Монетку проверили?
— Да. Сверхчистое золото, более двухсот лет.
— Кажется, события на Авроре были позже?
— Это же подделка, — благодушно сказал Славин. — Я так понимаю, метод поатомного замещения. На Земле такие технологии уже есть, но это долго и дорого. Скорее всего, монетка — цыганская работа. Отсюда и двести лет. Технологии ворованные, сути не понимают.
— А заказчики — собаки? — уточнил Горбовский.
Славин кивнул.
— Вот же злобные существа, — благодушно сказал Горбовский и, покряхтывая, принялся переворачиваться на бок. — Нас как-то сносит в тему «голованы». Нет уж, давайте по порядку. Что ещё не совпадает в «мемуаре» и в голове нашего Вандерхузе?
— Ничего такого важного. Например, нет истории про хомячков.
— А почему вы ему этого не рассказали? — в голосе Горбовского послышалось недовольство. — Вы должны были ему рассказать.
— Повода не было, — сказал Славин. — Надо было и в самом деле попросить у него вирус от крыс. Не догадался.
— Но про инцидент он знает? — продолжал Горбовский. — И что сам думает?
— Как все. Сам думает, что это была часть вашей многоходовки против Бадера.
— Всё-таки расскажите ему про хомячков, — сказал Горбовский. — Устройте с ним какое-нибудь интимное суаре с выпивкой. И расскажите. Такие истории не должны пропадать.
— Извините, — в очередной раз набрался смелости архивариус. — Это вы что обсуждаете? Ту самую знаменитую учебную тревогу? З-здесь, во Дворце?
— Какая у вас изумительная память, Валентин Петрович! — восхитился Горбовский.
— Я так понял, это была не тревога? А что это было? Если не секрет… — осторожно добавил Валентин Петрович.
— Секрет, конечно. А так — самое обычное покушение.
— Покушение? На кого? — не понял Завадский.
— На меня. На кого ж ещё, — ответил Горбовский. — Кстати, оно почти удалось. Крышу перекрыли, управление киберами перехватили, наземные выходы блокировали, связь отрубили. Хорошо, что у меня был радиобраслет. Успел вызвать Комова. Славная драка была. Гена, помнишь, как мне скорчером дверь выжигали?
— Я тогда был этажом выше, — сказал Комов. — Понял по звуку, сработал ключом. Ты всё-таки думаешь, что это Бадер?
— А у кого ещё есть столько андроидов? Это у меня ничего нет. Только ты. И твоя маленькая лаксианская штучка.
Лене стало жарко.
— Обсуждайте такие вещи не при мне, — сказала она со всей возможной твёрдостью. — Я не хочу, чтобы мне потом тёрли память. Я ухожу. Валентин Петрович, мы уходим.
— Сидеть! — прикрикнул Горбовский. — Гена, ноги ей выключи, — скомандовал он.
На лице Комова промелькнуло странное выражение — будто он разговаривает с кем-то невидимым.
В ту же секунду Лена почувствовала, что ноги не держат — и плюхнулась в кресло.
— Аккуратно? — спросил Комова Горбовский. — Ничего не повредил?
— Обижаешь, — сказал Комов.
Лена попыталась приподняться, снова упала в кресло. Она хватала ртом воздух, как рыба.
— Забавная сейчас у вас мордочка, Лена, — без тени сочувствия сказал Горбовский. — А я ведь предупреждал. Помните, разговор о положении? Так вот, теперь вычувствуете своё положение.
— Да как вы сме… — сказала Завадская и замолчала.
— Что-что? Как смею? А почему нет? Ах да, с вами же раньше так не обращались. А чего вы ждали? Вы пришли просить о любезности. Рассчитывая на хорошее к себе отношение. Заработанное старым знакомством и оказанными вами услугами. Что ж, я его проявил. Но когда я попросил вас о небольшой любезности — посидеть с нами — вы её демонстративно проигнорировали. При этом вы отлично знаете, как я отношусь к тем, кто игнорирует мои просьбы.
Лена промолчала.
— А ведь я предпочёл ваши интересы интересам Рудольфа Сикорски. Которому я обязан гораздо больше, чем вам. А он хотел от меня головы Вандерхузе. В буквальном смысле. И у него были на то основательные причины. Которые теперь известны, как минимум, Славину. А значит и Геннадию Юрьевичу.
— Я догадывался, — сказал Комов.
— Но ты ведь не знал точно, Гена? А настаивать на ментоскопировании не хотел. Потому что после этого он от тебя ушёл бы в любом случае. И ты потерял бы ценного человечка. С другой стороны, возможность его работы на Сикорски тебя не сильно беспокоила, так? Потому что ты надеялся, что его лояльность тебе всё-таки выше. Вот, кстати, сейчас и выясним. Что у нас там по этому вопросу, Евгений Маркович?
