И наложницы в былые времена свое место знали, не дерзили, намеков гнусных не делали, а долг свой выполняли, пиво варили, ублажали и прислуживали старшему в роде.
Сыновья от отческого богопочитания не отходили, с лукавыми вандалами дел не имели, дочерей за лукавых вандалов не выдавали и в доме своем этих лукавых вандалов не привечали и советам их пустым не следовали.
Да и вандалы в прежние времена иные были. Молчаливые были, неуступчивые да лютые, не то что нынешние, липучие, как лепешка коровья. А у отца Аларихова, Ариариха, эти вандалы вот где были - в кулаке железном держал их!
И аланы иные были. Не торговлей пробавлялись, как теперь, - радость ратной потехи народу нашему несли. Оттого и уважение аланам было, не то, что ныне.
Стареет мир, к закату ощутимо близится, говорил дедушка Рагнарис.
Что о людях говорить, если даже коровы и козы долг свой в былые времена знали и несли исправно и молока давали больше и гуще то молоко было.
И не было такого, чтобы бегать приходилось неизвестно куда, чтобы радость настоящего единоборства испытать. Вся жизнь в борьбе проходила и все было чинно и благолепно.
Да и вожди народ свой почитали. Ариарих, отец Алариха, с охоты вернется, а после по селам ездит и со всеми добычей делится. Да и охота была дивной, столько дичи брал Ариарих, что на пять сел хватало.
Да что Ариарих! Еще сын его, Аларих, сколько раз в этом доме трапезу с нами делил.
Вожди по отцовским заветам жили и на тех воинов опирались, что по селам хлеб выращивали, дружину же малую при себе держали. Не то что теперь, когда засела в бурге при Теодобаде орава проглотов и только и знает что орать: давай, давай! А Теодобад и рад стараться. Только тявкнет какой-нибудь щенок из последних дружинников теодобадовых, что на самом краю стола сидит во время пира, что, мол, штаны у него прохудились, пора бы, мол, в геройский поход отправиться, - так Теодобад и рад стараться, уже несется какой-нибудь герульский курятник разорять. И вечно посреди сева норовит отправиться, либо в разгар жатвы.
Воины бобылями не сидели, всяк род свой продолжить стремился. Не то что нынешние (это он в Валамира метит): пивом до самых глаз нальются и бабы им не нужны; муди и те у кабана оторвали - своих, что ли, нет?
Да и что за воины нынче? Коня им подавай, пешими сражаться боятся; на коня попону постели, конским потом брезгуют. Раньше в бой пешими да нагими ходили, зато копье было исправное да меч острый. И из боя не тряпки да побрякушки приносили, а оружие, ибо враг был столь же наг и суров.
Вон Хродомер все сетует, что при молодом Аларихе у него гепиды уздечку вандальской работы стащили. А и правильно стащили; благо, видать, Хродомеру желали: негоже чужой работы сбрую брать.
Что с Хродомера взять, если на поводу идет у молодых. И почитания Хродомеру от молодых потому и нет. Вон, когда во время пахоты (это когда Теодобад по глупости поход не ко сроку затеял и Тарасмунда сманил) делал Хродомер Агигульфу замечания кротким тоном для поучения, Агигульф на Хродомера, как пес бешеный огрызался, убить грозился. Разве в иные времена снес бы такое старейшина от молодого воина?
Он бы, Хродомер, еще с Агигульфом да Валамиром бражничать начал. Или того лучше, огольцов этих, Атаульфа (то есть, меня) с Гизульфом по брошенным хатам пугать, с него бы, Хродомера, сталось.
Что и говорить, плохо блюдет Хродомер порядки старинные. Оттого и тяжко так приходится дедушке Рагнарису. В одиночку благолепие не сохранишь, хоть ты тут умри.
Вот был бы Сейя жив. Сейя умел старинное благолепие соблюдать. Под рукой Сейи все с оглядкой ходили, будь то хоть рабы, хоть иные домочадцы, хоть сыновья сейины.
А девки!.. Разве было такое в прежние времена, чтобы дочери воинов самому что ни на есть никчемному мужику на всем селе в портки заглядывали, мудями его мелкотравчатыми любовались!
Когда дедушка Рагнарис такой, как я был, и в доме у батюшки своего жил, ни минуты он без дела не сидел, не то что мы с Гизульфом. И чистота везде была. В свинарнике так чисто было, что хоть ночевать там ложись.
И хозяйственным был он, дедушка Рагнарис еще с детских лет. Все в дом нес, за своих же горой стоял.
И не было такого, чтобы у здоровых детей в голодные годы хлеб отнимали и калекам да полоумным отдавали, чтобы те тоже не померли. Калек и больных в капище относили, как было заведено. И оттого много здоровых детей жило и здоровей становилось. На них и опора была в семье.
Конечно, и раньше такое было, что уроды рождались, говорил дедушка. У отца дедушки Рагнариса, его тоже Рагнарис звали, тоже иногда уроды рождались. Так отец дедушки Рагнариса как выяснял, что ребенок урод или недоумок, так сразу в капище его относил. И семье польза, и боги довольны были. Да и в селе от того были ему почет и уважение.
Строгость в доме была и степенность. Разве бывало такое, чтобы вперед отца кто-нибудь есть начинал, когда за трапезу садились? А вот Гизульф недавно... (Тут дедушка о Гизульфе вспомнил и подзатыльник ему отвесил.)
А работали как! Посмотрит человек на плуг - и плуг будто сам землю рыхлить начинает; только глянет на точильный камень - глядь, а нож уже и наточен. А нынче!.. Агигульф уже в который раз хлев чинит. Недавно нож наточил - так этим ножом даже Галесвинта, несмотря на всю свою глупость, бы не порезалась.
Все мельчает, все портится. Зерно урождается с изъяном, земля раньше черная была, а стала серая, да и вообще все серое стало, потому что мир стареет. Скоро наступит зима, которой три года стоять, а там уж и до последней битвы недолго, сгинут все в одном огне. Ему-то, дедушке Рагнарису, что - он пожил и настоящей жизни отведал; а вот нас, дураков, ему жалко.
В бурге последний раз бывал, так смотреть там на все тошно. Лоботрясы повсюду ходят, озоруют - и то скучно.
Да и пиво ощутимо испортилось. Раньше-то оно душу веселило, а теперь желудок гнетет. (При этих словах дедушка в сторону Ильдихо кулаком грозил.)
Все безобразия оттого, что богов люди забывать стали, от отческого богопочитания оступились. Жертв кровавых не приносят, соберутся в своем храме, книжку какую-то читают и слезы проливают: ах, бедный скамар, к кресту его прибили. Того-то скамара, князя-то Чуму, своими руками на скамаровом поле разорвали, и никто ни слезинки не уронил. А все почему? Потому что правильно поступили. Эта вера новая, что от ромеев к нам переползла, она похуже всякой чумы будет.
И на кого богов отеческих променяли? И каких богов! Странника Вотана, Доннара-молотобойца, Бальдра, светлого господина забыли, а бродяге поклоняются. Кто он такой, бродяга этот? Нешто дал бы доблестный воин себя, как лягушку, распластать?
Прав был старый Ариарих, отец Алариха. Ежели прослышит, что какой воин дурью начинает маяться и кресту поклоняться, так сразу на поединок того воина вызывал и убивал. Иной воин отказывался против вождя оружие поднимать, так тех Ариарих без поединка убивал. И так убил многих.
