Ах, как он попался… Свобода! Как говорил женераль Симка? «Такая свобода нам не нужна!»
Он распахнул окно. Оно открывалось наружу.
Перепрыгнул через подоконник.
Уходить с голыми руками неразумно. У него еще есть несколько минут.
Шпак прошел в ванную. Взял с полочки зубную щетку, пасту, мыло, расческу, рассовал по карманам.
Посмотрел на себя в зеркало.
Раньше как-то случая не представлялось. Нет, утром смотрел, но не думал об этом.
«Вот это мое лицо. Неприятное, грубое лицо, мешки под глазами, глубокие морщины к уголкам губ, глаза слишком светлые, волосы поредели, и приходится зачесывать их поперек головы, чтобы скрыть лысину. Но ведь когда выбирал, не задумывался об этом».
Он смотрел на себя и думал, как удобнее всего убрать Груздя. А Груздя придется убрать, потому что он знает его и обязательно будет говорить. Он уже донес, если жадность не удерживает его от последнего шага. Может быть, он будет шантажировать Шпака?
Не стоит ему этого делать.
Сумка лежала в комнате, возле дивана.
Шпак рванул Изю за рукав, чтобы оттащить в сторону.
Он стал класть в сумку свои рубашки, носки — самый минимум.
Вот вроде и все.
Он выпрямился и стал смотреть на Зинаиду.
Ее лицо с закрытыми глазами приобрело покой и благородство, которого ему не хватало.
— Прощай, — сказал Шпак.
— Я это сделала для тебя… ради тебя. Я не могла иначе откупиться от Изи, — сказала Зинаида, не открывая глаз.
— Я знаю, я не сразу понял, но теперь понял. Только это ничего не меняет.
— Я не могла иначе спасти тебя.
— Разумеется.
— Ты уйдешь без меня?
— Иначе не получится. Нам нельзя вместе.
— Ты хоть будешь меня вспоминать?
— Глупый вопрос. Я не собираюсь тебя забывать.
— Ты все еще сердишься?
— Не в этом дело.
Шпак поставил пальчиковый дезинтегратор на земную плоть. И направил его тонкий луч на Изю. Это было неприятное зрелище.
Комнату окутало паром — стало очень жарко, и сумма запахов, рожденная дезинтеграцией человеческого тела, была почти невыносима.
— Ты бы хоть предупредил! — закричала Зинаида, вскакивая с дивана. Она с трудом отыскала на ощупь путь из комнаты.
Но пар скоро исчез, и запахи тоже стихли.
— Все? — спросила Зинаида из кухни.
Ей никто не ответил.
Она заглянула в комнату.
Шпака уже не было.
На полу осталось темное обожженное пятно. По форме человеческой фигуры. Надо будет сейчас же притащить старый палас из кладовки и положить его здесь.
Но сначала она подбежала к окну.
Шпак как раз сворачивал в проулок.
Она не стала кричать ему вслед, потому что он все равно не вернулся бы.
Хоть и конец лета, но темнело поздно. Вечерняя синь поглотила дальний берег, а ближний, обрывистый, с тощими елками по скалам, казался нарисованным силуэтом на длинном картоне. Звуков было много, но они лишь подчеркивали бесконечную тишину — если вдруг наступала мгновенная пауза, она была столь пуста, будто этот мир еще не был создан.
На корме «Св. Сергия Радонежского» уныло пели мастеровые, выписанные Ефремом Колоколовым, мерно шлепали по воде лопасти колес, плескала вода, капитан громко отчитывал на мостике матроса, который забыл в Жиганске пустую бочку, внутри парохода, где-то внизу, стучала машина. «Св. Сергий Радонежский» не так велик и шикарен, как пароходы, что ходят по Волге, но нутро у него немецкое, с великими трудами привезенное по частям до Якутска. На верхней палубе есть шесть кают, обшитых деревом, и столовая с бархатными портьерами, блеском медных частей и пианино, на котором не раз музицировала мисс Вероника Смит, а палубные пассажиры толпились, глазели в квадратные окна, обсуждая иностранку и ее жениха, мистера Дугласа Робертсона, красавца-мужчину.
Но поздним вечером, отужинав в обществе капитана Селиванова, которому в молодости приходилось бывать в дальних плаваниях и даже посещать город Сан-Франциско, иностранцы запирались в каюте Вероники Смит, чтобы в спокойствии обсуждать свои дела. Любой человек на пароходе, до последнего кочегара, знал, зачем англичане стремятся в Новопятницк. Некоторые проникались сочувствием, иные посмеивались.
Мисс Вероника Смит, стройная сероглазая девушка с пышными пепельными волосами, собранными в узел на затылке, коротким прямым носом и острым решительным подбородком, сидела на койке, поджав под себя длинные ноги с крепкими икрами, закаленными гимнастическими экзерсисами и верховой ездой. Образ ее полностью соответствовал картинкам в журнале «Country life», и, разумеется, более всего к лицу ей был костюм амазонки с хлыстиком в руке. Впрочем, следует сказать, что именно такой ее и воспитывал капитан Оливер Смит, и лишь превратности судьбы, связанные с неудачным путешествием отца и смертью матери, заставили ее изменить предначертанному пути. Но, будучи девушкой решительной и целеустремленной, Вероника внешне никогда и никому из бывших светских знакомых не показала, что удручена своим современным положением певички, чему помогли уроки пения, преподанные ей профессором Медиччини, преподавателем музыки в пансионе «Глория» в Берне, где Вероника пребывала до восемнадцати лет.
Спутник Вероники — Дуглас Робертсон также казался сошедшим со страниц светского таблоида. Его тропический загар, полученный, как говорили, во время охоты на слонов в Кении, куда он сопровождал лорда Уорси, сохранился даже здесь, в русской Сибири. Лицо его, украшенное небольшим шрамом — память об одном из романтических приключений, которых на счету у Дугласа было немало, — являло собой образец силы и уверенности в себе. Вытянутое, с четко проведенными ранними морщинами, узколобое, но не слишком, с крупным, но не чрезмерно, подбородком, это было лицо молодого джентльмена, охотника и благородного искателя приключений. Не принадлежа к высокому роду и не имея хорошего образования, он тем не менее был принят в лучших домах Лондона, и его добродушная улыбка, готовность к любому рискованному предприятию, всегдашнее чуть снисходительное спокойствие вызывали к нему инстинктивное доверие с последующим приглашением на ланч, а то и на африканское сафари, чему способствовала его репутация одного из лучших стрелков Лондона.
Дуглас искренне увлекся Вероникой, встретив ее на скачках в Блекшире три года тому назад. В то время Вероника только-только вернулась из Швейцарии и начала выходить в свет.
Красота Вероники, слава ее отца, богатство семьи Смитов совместно выступили противниками молодого мистера Робертсона, по правде говоря (хоть это было известно лишь его кредиторам), не имевшего ни пенса за душой. Тем не менее Дуглас был упорен. В надежде обратить на себя благосклонное внимание девушки он чуть было не вызвался присоединиться к экспедиции, которую готовил капитан Оливер Смит. Однако по здравому размышлению передумал, так как имел бы не много шансов завоевать сердце девушки, находясь от нее в десяти тысячах миль в окружении белых медведей.
