— Да ты с ума сошел! — Она отбивалась, молотила его кулаками.
Тогда он перестал ее мучить, а сказал деловым голосом:
— Зинаида, не сопротивляйся. В конце концов, тебе было со мной хорошо, ты же раньше не возражала…
— Неужели ты не понимаешь? Неужели ты ничего не понимаешь? Он был никакой, но я его всегда любила, я и тебе давала, потому что его любила, чтобы ты к нему…
— Я всегда подозревал это, — тихо ответил Изя.
Он был огорчен. Он был опечален, но не настолько, чтобы отпустить ее.
— Пусти!
— Нет, теперь тем более не отпущу. И учти: каждая лишняя секунда сопротивления уменьшает ваши с ним шансы на спасение.
— Зачем ты так говоришь, Изя?.. Пожалуйста, не надо, Изяка…
— Ты мне не безразлична, — сказал Изя. — И такая вот острая ситуация возбуждает меня. Когда я понял, что ты побежишь за своим псевдо-Сеней, я понял — я должен успеть быть с тобой… хоть несколько минут. Я заставлю тебя это сделать!
— Ну потом, когда-нибудь потом…
— Раньше для тебя это была не проблема. Ты сама говорила: что может быть проще, ноги раздвинуть и потерпеть пять минут.
— Нет!
— Любишь его?
— Да.
— Если любишь, то дашь мне сейчас. Именно сейчас, потому что любишь.
— Пожалуйста, не надо…
— Тогда ты никуда не уйдешь. А пойдешь со мной в ФСБ. Они тут рядом, они ищут вас со Шпаком. Мне стоит только свистнуть.
И она поняла, что его руки уже добрались до тела… а чего добираться, она же в халате и трусах — как была дома.
— Три минуты, — повторял Изя, — только три минуты, и я тебе все прощу… Три ми-ну-ты-ми-ну-ты, — говорил он в такт своим движениям.
Зина плакала и теперь молила об одном — скорее кончи! Ну скорее все сделай! Я тебе помогу, только кончи скорей… там же Сеня с ума сходит.
Комары были беспощадны. И спрятаться тут от них некуда — рядом вода, они, видно, живут здесь и ждут, когда же к ним придет на съедение идиот в человеческом облике. «И почему же я унаследовал тело, не отключил системы его — оно функционирует и страдает, как свое… оно уже стало своим навсегда, и мы умрем с ним, мой дорогой».
Он посмотрел на часы.
Прошло полчаса, как она обещала прийти. Что ее держит?
Он, внутренне улыбнувшись, представил себе, как она старается выбрать любимый шампунь, как смотрит на туфли, потом меняет их на другие… Представив, он вдруг обиделся на нее. Ну почему эта женщина не понимает, что у них каждая минута на счету?.. И могла бы найти для него ухоронку без комаров… «Будь справедливым, она не знала, что здесь комары».
Он встал и выбрался на самый берег, потому что, когда ты в движении, комары отстают. Но долго там быть не пришлось, потому что на том берегу уселись два мальчишки с удочками и стали разматывать снасти.
Солнце припекало, комары догнали его, а когда он нырнул внутрь, накинулись всем кагалом.
Комары мешали думать.
Куда они уедут с ней? Может ли он полагаться на ее здравый смысл и осторожность? Ведь она повезет его к родственникам. Безопасно ли это? Опыта Сени Шпака не хватало — он еще никогда не бежал и не скрывался. Опыт же гения был иным и заключался в том, что служба безопасности отыщет любого опасного преступника в считаные минуты — все зафиксированы и учтены… Как бы они не оцепили город…
Прошло тридцать пять минут.
Невыносимо!
С ней что-то случилось. Она попалась.
Она шла к нему, а по дороге ее схватил тот самый парень, с которым Шпак учился в школе. Ее узнали — а как же не узнать! И ее будут допрашивать. А может быть, уже допрашивают? Ее бьют? Или у них есть более цивилизованные, скажем, более действенные способы разговорить преступника?
Может, они уже подходят сюда — выследили Зинаиду и подходят к кустам?
Шпак на четвереньках вылез к краю кустов.
Никого на дорожке не было.
Но тревога сжала горло — он уже был уверен, что Зина попалась.
Выручать ее?
Это неразумно, это глупо. Ему не выручить ее.
Надо бежать и скрываться.
Без нее?
И он уже шел обратно к дому.
Осторожно, оглядываясь, нет ли погони, выглядывая из-за угла — не ждет ли засада?
Но городок заснул, в истоме летнего дня даже облака повисли, не двигаясь… Жужжали пчелы и гудели шмели, пахло полынью и флоксами.
Он поднялся по огороду почти ползком. Только бы не попасться на последних метрах.
Он физически ощущал давление вражеских глаз.
Вот и окно. Что-то слышно… как будто дышит собака… быстро.
Он медленно приподнял голову, чтобы глаза его появились у стекла в нижнем углу. «Ах, — сказала Зинаида, — иди ко мне, ну иди же! Скорей!»
В комнате было полутемно.
Почти темно. Полумрак. Но шторы не закрыты.
В комнате был беспорядок.
На диване кто-то лежал и ворочался. Двигался. Дергался.
Как это отвратительно видеть со стороны! Это же ее ноги согнуты и подняты вверх. Это ее кулаки колотят по его спине.
По спине Изи Иванова. Он же сразу узнал полысевший затылок и красную шею.
Именно сейчас…
Сеня не стал рассуждать, он не мог рассуждать.
Он отвалился от окна и сел на землю, прислонившись спиной к стене дома.
Она послала его к реке, смеясь над ним, а Изя ждал у дверей, когда Сеня отойдет подальше. Они это делали раньше, но сегодня, когда все так изменилось… Они наверняка уже позвонили по тому телефону. Ведь у Зинки был телефон.
И внутри Сени стало холодно.
Холодно и пусто.
Все кончилось.
Путешествие подошло к концу.
Последний из агентов чуть было не потерпел поражение.
Главное — отрешиться от чувств. Именно от чувств.
Принцип прост: те, кто догадался или готов догадаться и этим ставит под угрозу операцию, должны быть уничтожены. Тем более что они не заслуживают иной участи, потому что могут предать. И убить.
Вопрос в одном — кто убьет первым.
Если ты протягиваешь указательный палец, то луч, вылетевший из него, почти невидим. Тонкий сиреневый луч.
Он пронзает практически любое препятствие.
Семен увидел, как в стекле появилось отверстие, как шляпка от гвоздя, с оплавленными краями.
Изя неловко свалился с дивана и скорчился на полу. Он еще дышал.
Зинаида с секунду лежала в бесстыжей позе, задрав согнутые в коленях ноги, но тут же ноги выпрямились, и она замерла, протянув руки вдоль тела.
Все. Дело сделано. Надо бежать.
Он почти стал одним из них, но они сами предостерегли его от морального превращения.
