Холл упал на пол и вцепился в дорожку.
— Скорее! — рявкнул он. — Хватай ее!
Охранники вцепились тоже. Коврик сопротивлялся.
— Да помогите же, — слабо простонал Тейлор.
— Взялись!
Они яростно рванули все вместе. Наконец дорожка размоталась под их усилиями. И тут же торопливо двинулась к открытым дверям. Один из охранников выстрелил.
Холл подбежал к видеофону и быстро набрал номер Командора.
— Слушаю! — сказала она, появившись на экране. И тут заметила лежащего на полу Тейлора и стоящих возле него на коленях охранников, все еще с бластерами наготове.
— Что... что случилось?
— На Тейлора напал коврик, — невесело ухмыльнулся Холл. — Ну, так кто сумасшедший?
— Я сейчас же отправляю к вам отряд, — она заморгала глазами. — Тотчас же. Но какого...
— Скажи, пусть держат бластеры наготове. А еще лучше, подними по общей тревоге ВСЕХ.
Холл разместил на столе Командора четыре предмета: микроскоп, полотенце, ремень и небольшую красно-белую ковровую дорожку.
Командор Моррисон нервно отодвинулась.
— Майор, вы уверены?..
— С ними все в порядке, ТЕПЕРЬ. Вот что самое странное. Несколько часов назад вот это полотенце пыталось меня убить. Я вырвался и расстрелял его в клочья. Но вот оно, вернувшееся. Такое, каким было всегда.
Безвредное.
Капитан Тейлор осторожно потрогал пальцем красно-белый коврик.
— Мой коврик. Я привез его с Земли. Подарок жены. Я... я ему полностью доверял.
Все переглянулись.
— Коврик мы тоже расстреляли, — указал Холл.
Молчание.
— Тогда что же на меня набросилось? — поинтересовался капитан Тейлор.
— Если не вот эта дорожка?
— Оно выглядело, как дорожка, — медленно произнес Холл. — А то, что напало на меня, выглядело, как полотенце.
Командор поднесла полотенце к свету.
— Полотенце, как полотенце! Оно ни на кого не может напасть.
— Конечно, нет, — согласился Холл. — Мы проделали над этими предметами все анализы, до которых только додумались. Они — именно то, чем и должны быть, все элементы на своем месте. Безупречно стабильные неорганические объекты. Невероятно, чтобы ЛЮБОЙ из них смог бы ожить и стать агрессивным.
Лейтенант Доддс пошарил по туалетному столику в поисках перчаток. Он пребывал в растерянности. Весь отряд созывали на срочное совещание.
— Куда же я их?.. — пробормотал он. — Какого черта?!
На кровати лежали две пары одинаковых перчаток, одна возле другой.
Доддс нахмурился, помотал головой. Откуда это? У него была только одна пара. Значит вторая — кого-то еще. Прошлой ночью заглядывал Боб Уэсли, перекинуться в картишки. Он, должно быть, и забыл.
Видеоэкран вновь осветился.
— Всему экипажу, срочное сообщение. Всему экипажу, срочное сообщение. Аварийный сбор всего экипажа.
— Ясно, ясно! — нетерпеливо бросил Доддс. Он схватил перчатки, натянул на руки.
Как только перчатки оказались надетыми, они потянули руки вниз, к талии. Заставили пальцы сжаться на рукоятке бластера, извлечь его из кобуры.
— Будь я проклят! — пробормотал Доддс. Перчатки заставили руку упереть бластер в грудь. Палец нажал курок. Хлопок. То, что осталось от лейтенанта медленно повалилось на пол, с все еще открытым в изумлении ртом.
Услышав вой аварийной системы, капрал Теннер тотчас же бросился напрямик к главному зданию.
Перед входом внутрь он задержался, чтобы сбросить подкованные металлом ботинки. И нахмурился. Возле двери лежали два дезинфекционных матрасика.
Ладно, какая разница. Оба одинаковые. Он ступил на один из матрасиков, остановился. Поверхность мата брызнула струйками воды под давлением, часто пульсирующей, стекающей по ногам и ботинкам и убивающей любые семена и споры, которые он мог подцепить, находясь снаружи. Потом прошел в здание.
Минутой позже к двери подбежал лейтенант Фултон. Скинул прогулочные ботинки и встал на первый попавшийся матрас.
Матрасик спеленал его ноги.
— Эй! — воскликнул Фултон. — Перестань!
Он попытался высвободить ноги, но матрас не отпускал. Фултон почувствовал страх. Он выхватил бластер, но не мог же он стрелять по собственным ногам.
— На помощь! — завопил он.
Как раз подходили двое солдат.
— В чем дело, лейтенант?
— Освободите меня от этой штуки.
Солдаты рассмеялись.
— Я не шучу! — заорал Фултон, его лицо побелело от боли. — Она схватила меня за ноги! Она... Да помогите же!!!
Он закричал. Солдаты поспешили на помощь. Фултон упал, извиваясь, и продолжая кричать. Наконец солдатам удалось ухватить матрас за край и сорвать с ног офицера.
Ноги у Фултона не было — ничего, кроме мягких костей, уже полуразложившихся.
— Теперь мы знаем, — угрюмо бросил Холл. — Это — форма органической жизни.
Командор Моррисон повернулась к капралу Теннеру.
— Вы увидели два матрасика, когда подошли к зданию?
— Да, Командор, два. Я ступил... на один из них. И пошел дальше.
— Счастливчик. Выбрали верный.
— Нам следует быть внимательными, — сказал Холл. — Следить за дубликатами. Несомненно, ЭТО, чем бы оно ни было, имитирует объекты, с которыми соприкасается. Вроде хамелеона. Маскировка.
— Две, — задумчиво пробормотала Стелла Моррисон, глядя на две вазы с цветами, по разные стороны стола. — Трудно будет сказать хоть что-нибудь. Два полотенца, две вазы, два кресла. Должна иметься уйма предметов, с которыми все в порядке. Все они, которые повторяются, в норме... за исключением одного.
— В том-то и сложность. Я не заметил ничего странного в лаборатории. И с этим другим микроскопом все в норме. Увеличивает, как положено.
Командор оторвалась от двух одинаковых ваз на столе.
— Как насчет них? Может, одна из них тоже... тогда какая?
— Множество предметов у нас не в одном экземпляре. Одежда, мебель. Я не обратил внимания на то кресло у себя в комнате. Оборудование. Невозможно быть уверенным, что однажды...
Засветился экран. Появилось изображение вице-командора Вуда.
— Стелла, еще один случай.
— Кто на этот раз?
— Лейтенант Доддс.
— Если это органическая жизнь, должен же быть какой-то способ, чтобы мы смогли ее уничтожить, — пробормотал Холл. — Мы стреляли по нескольким и, несомненно, убили. Их МОЖНО убить! Но мы не знаем, сколько их всего. Может, это бесконечно делящаяся субстанция. Нечто вроде протоплазмы...
— А тем временем...
— Тем временем все мы отданы на ее милость. Вот она, наша смертоносная форма жизни, собственной персоной. Это объясняет, почему все прочее мы сочли безопасным — с формами жизни, вроде этой, ничто не может сосуществовать.
