– И ты говоришь, у тебя нет воображения.
Накренясь, барка медленно вошла в канал Манаган, из которого открывался прямой путь к маяку Хирхуф.
Здесь караваны обычно разделялись.
Одни шли в Амму, а белый камень везли в Аммару.
Туда же, в Аммару, шли барки с медью и золотым песком.
А в Меллух везли диорит для огромных статуй, постоянно затапливаемых черным илом и мутной водой с Олимпа. Чтобы построить Меллух ламиты приходили с моря Аззор, а сузы из Нижних Суз, а манаганы поставляли глыбы диорита. Огромные черные статуи поднимались над призрачным течением канала Хирхуф, указывая путь. Как к дому мрака, как к жилищу, отдаваемому воде. И входящий вступал в место, из которого был изъят свет, где пищей служит прах, а питьем – только тени, и где никто никогда не видел над горизонтом двух лун. «Привратник, открой дверь, чтобы войти мне! Если ты не откроешь дверей и я не буду в состоянии войти, я разобью дверь, сломаю засов, сокрушу вереи, оторву створки, выведу покойников. И они будут есть и жить. И станет мертвых больше, чем живых.»
– Он говорит?
– Разве? Ты что-то услышала? – встревожился Севр.
– А ты ничего не слышал? Этот голос… Как паутина… Нет, как сухой снег… Ты не слышишь?… Мне страшно.
– Марс единственное место, где некого бояться, – улыбнулся Севр.
«Ты готова к моим услугам?»
«Я готова».
«Ты готова молчать?»
«Я готова».
«Тогда молчи. Иначе я отвечу молчанием».
– Кому ты киваешь?
Севр пытался скрыть раздражение, но не мог.
Он все еще боролся с искушением нежно коснуться завитка на ее виске. И поцеловать глаза – жадно, вовсе не по-братски. Он так целовал на Земле и не понимал, почему так нельзя целовать на Марсе. Он не хотел каких-то чужих голосов или того лучше призрачной паутины. Ты ведь хотела меня в ракете, думал он, обиженно сжимая губы. Ты ведь хотела меня в Главном куполе. И стонала подо мной. Почему же сейчас?… Этот Лоцман слеп… Он ничего не видит… Потому он и водит барки, что слеп, иначе однажды изменил бы маршрут… Он – вечный обман, тень тени…
Неведомые мысли,
необычные изречения, выраженные новыми словами,
совершенные звуки, раньше не бывшие в ходу, чуждые повторения старой речи…
Ты готова?
Все повторяемые наречия сказаны…
Я видел все, начиная от первого поколения до грядущих потом, которые во всем подобны прошедшим…
Я вижу положение всех дел…
Ты готова?…
– Зачем мы здесь? – испуганно спросила Лейя.
– Тебе лучше знать, – Севр все еще сердился. – Ты хотела попасть на Марс и увидеть Вечного Лоцмана. Я сделал тебе этот подарок. Ты хотела, чтобы мы побыли наедине. Нет проблем, я и это сделал. Но теперь ты знаешь, как дорого стоит настоящее уединение. В космосе все холодное. И на Марсе сейчас минус сто. Мы не можем побежать босиком, но мы рядом. Это и есть уединение. Нас только двое. Хочешь бесстыдно обнять меня? Океан высох, реки исчезли, сами марсиане исчезли, но мы можем обнять друг друга. Призрак на носу гравитационной барки видит оазисы, зеленые берега, но не видит льдов, пыли и нас. Он не видит нас, понимаешь? Вокруг камни и холод, но он ничего не видит. Лейя, обними меня.
– Подожди…
Она жадно вслушивалась, но шелестящий голос, только что наполнявший ее сознание, смолк, и голос Севра снова показался ей ледяным. Его страсть текла, как песок сквозь пальцы. Его страсть холодила ее, как сквозняк. Она поежилась. Почему это произошло с нами?
– С первого дня на Марсе ты отталкиваешь меня…
– Но тут везде прозрачные переборки!
– На Земле тебя возбуждало это.
– Да! Но на Земле! Чувствуешь разницу? Тут все иначе. Я не могу задыхаться под тобой, когда Лоцман нас видит. А он видит, я чувствую. И не хочу, чтобы нас видели из библиотеки, из центра синтеза, из лабораторных отсеков Главного купола. Я не знала, что на Марсе все будет так.
– Но я же говорил, что на Марсе все открыто! – возмутился Севр. – Здесь все должны видеть друг друга. Чтобы вовремя помочь, если это понадобится. Так легче придти на помощь.
– В любви?
Воспрянет оружие ужаса,
все хорошее улетит, живое погибнет,
разрушится настоящее, полевые плоды исчезнут,
солнце будет светить один час
и никто не заметит наступление полдня.
Нижнее сделается верхним,
явятся гости с Зеленой планеты.
Они хотят знать, что идет на смену их чувствам.
Они скажут: «Ты умер».
И я засмеюсь, потому что ответ один.
«Держитесь в стороне от тайн».
– Что будет с нами, когда мы вернемся? – Лейя зажала руками уши, будто это могло заглушить шелестящий в ее сознании голос.
– Мы вернемся и все снова будет как прежде.
– Так не бывает, – она чуть не заплакала. – Мы уже никогда не будем как прежде.
– Не пугай меня, – Севр злился. – Я слишком много заплатил за эту прогулку.
– Не повторяй! – закричала она. – Я больше не хочу слышать об этом!
«Держитесь в стороне от тайн».
Темный канал.
Розоватое нежное небо.
Розоватое от тончайшей ледяной пыли, никогда не оседающей на камни планеты.
Гигантская голая вершина вулкана Олимп казалась отсюда пепельной. На огромной высоте давления не хватает для того, чтобы, как иней, осадить углекислоту на черные базальтовые откосы. Я спустился к морю на барке в сто пятьдесят локтей в длину. На ней было сто пятьдесят матросов, самых отборных в области Олимпа. Они видели небо, они видели землю, и сердце их было холодней горных метелей. Они предсказывали бурю раньше, чем она наступала, и непогоду прежде, чем она появлялась. Настоящая буря разразилась на подходе к маяку Кран. Поднялся ветер и взгромоздил тяжелые волны. Я схватился за пучок дерева, а все бывшие на барке погибли. Три дня я имел спутником только собственное сердце и, выброшенный на берег, сразу уснул под защитой каменных стен. Потом я искал желтые луковицы и красную траву и слышал звук грома. Открыв лицо я увидел морского змея длиной в сто тридцать локтей. Члены его были покрыты золотом, брови покрыты ляпис-лазурью, хвост выгнут вперед. Он открыл уста: «Кто звал тебя? Не надо ли держаться в стороне от тайн?» И я сказал: «Принесен волнами.»
Ты готова?
Лейя молча смотрела на Лоцмана.
Старик медленно повернул голову и она, наконец, разглядела его лицо, искаженное подобием улыбки. Вечный Лоцман действительно казался стариком, но никто не сказал бы, сколько ему лет. Огромные глаза мерцали. Они казались бездонными. Галактики бесконечных взрывов, бесконечность развития, сияющее облако, бесконечно расширяющееся. Может, он читает меня как музыкальную книгу?
