От этой мысли Лейе стало неловко.
Она хотела выйти на берег и увидеть настоящую воду. Она хотела услышать настоящую скрипку. Неужели ничего этого нельзя? Неужели жизнь на Марсе обошлась без скрипок?
Тень Олимпа – мыс Бентен…
Склоны темного мыса, поросшие зимним лесом…
Ажурные четырехгранные башни Наблюдателей Сета…
Башни серебристого цвета, над ними заградительные огни…
Ты готова?…
Почему мертвые моря выглядят так ужасно?
Лейя смотрела, как нос гравитационной барки медленно проходит над оплавленными сварившимися пластинами песка и кварца. Они сверкали внизу, как битое зеленое стекло. Наверное, когда-то тут садилась ракета, ничем другим Лейя не могла объяснить увиденного.
Река Юбену…
Перед устьем песчаный бар, опасный для барок…
Высокий утес темно-красного цвета. Он закрывает вход в бухту Сет, удобную для якорной стоянки…
Пылевые бури обходят бухту Сет. Но входить в нее надо при южном ветре…
Ты готова?
Почему он оглядывается на меня?
Почему я вижу сквозь его грудь, сквозь его огромные глаза? Почему я вижу сквозь него ледяной Олимп и холодные песчаные дюны, наметенные в плоских боковых кратерах? И вижу ледяную пустыню, похожую на голос Севра, когда он говорит, что все будет так, как прежде? Лучше тонуть в любом земном море, чем блуждать в безжизненном марсианском океане. Не хочу слышать мертвых стонов, хочу стонать в мужских руках.
И нет лучшей музыки.
Она смотрела на календарь.
Она отмечала на нем каждый проведенный ею на Марсе день.
Если Вечный Лоцман не подаст ей знак, значит, она побывала на Марсе зря. И зря отмечала текущее время на календаре, не соответствующем марсианским сезонам. Мы, кажется, уже невдалеке от бухты Сет. Там кончается маршрут, предоставляемый тем, кто хотел бы увидеть знак. Говорят, счастливее всех те, кто все-таки не увидел знака, или не опознал его. «Держитесь в стороне от тайн.» Им приходится выбирают самим. Но разве я хочу выбирать? Я хочу знать! Я хочу увидеть! Как это должно выразиться? Она не знала. Кивнет мне Лоцман в ответ на скрытую мысль, в которой я сама не хочу признаваться? Или укажет на что-то, что откроет мне глаза?
Она ждала, но ничего не происходило.
Она чувствовала себя обманутой.
Наверное, Севр прав. Нельзя ждать знака от того, что не существует.
Вечного Лоцмана нельзя коснуться, значит, он не существует. Его нельзя поцеловать. До него нельзя дотронуться. Ему нельзя подарить календарик, как нельзя в наши дни подарить золотое кольцо Наполеону или подковать Буцефала.
Запретный район…
Не вставать на якорь, не ловить рыбы придонными сетями…
Ты готова?
Радужная акварельная бабочка вспорхнула с хризантемы.
Распахнув крылья, бабочка, как отсвет радуги, скользнула к полупрозрачному полу барки, метнулась в сторону и вдруг заработала крыльями так быстро, так радостно, что испугала Лейю. Несколько белых лепестков упали с хризантемы в подставленную ладонь и Лейя с изумлением почувствовала их нежный вес.
Выпрямившись, Лоцман медленно кивнул.
Барка шла прямо на каменный страшный мыс, до блеска вылизанный пылевыми бурями.
Наверное, это был мыс Бентен.
Севр тоже подумал так и с облегчением захлопал в ладоши.
– Видишь, мы успели!
Голос Севра и громкое хлопанье испугали бабочку.
Она заметалась над полом, слепя глаза Лейи неистовым трепыханьем развернутых оранжевых крыльев.
– Подумаешь, ничего не увидели! Ни о чем не жалей. – Голос Севра звучал обрадовано. Он, правда, хотел утешить Лейю, потому что видел слезы в ее глазах. – Не жалей о том, что мы потеряли. – Он думал о своем. – Да, мы потеряли не мало, зато старик сумел обогнать пылевую бурю.
Она хотела спросить: «Разве ты не видишь?» И не смогла.
«Обними меня, мне холодно, – хотела сказать она. – Люби меня, Севр, мне холодно». Но не смогла произнести вслух ни слова.
– Конечно, мы потеряли большие деньги, – утешал Севр, смеясь. – Зато теперь мы вернемся и все будет, как прежде.
Лейя не ответила.
Севр не видел радужную бабочку.
Она сорвалась с календаря не для него. И танцевала не для него. И белые лепестки хризантемы упали на ее пальцы не для него. Севр не видел.
И она сказала упавшим голосом:
– Как прежде…
